Записки штурмана

Только, когда стрелка высотомера подошла к делению 7 450, сквозь облачность показались звезды… В 20 часов 21 минуту я смогла, наконец, определить место, где мы находимся. Открыла люк в потолке. Струя холодного воздуха ударила в лицо. На мне кислородная маска. Очень холодно, но все же мне удалось произвести наблюдения. Мы находились на широте 55°45′ и на долготе 94°10′.

ШАЛОСТИ РАДИО

Все время передаю в Москву, где нахожусь. Москва меня слышит, и я тоже отчетливо принимаю московскую станцию. Начальник главной аэрометеорологической станции Альтовский передает погоду, я принимаю. Определив в 20 часов 21 минуту, что недавно пролетели Красноярск, я обращаюсь к радио.

Включаю передатчик.

Нажимаю ключ.

На ключе должна загореться лампочка.

Она не горит.

В темноте мне трудно разобраться, в чем дело.

Решаю, что это перегорела сигнальная лампочка, и в темноте выстукиваю радиограмму:

«Я — УГР. Широта 55°45′, долгота 94°10′. Нахожусь на высоте 7 500 метров. Температура воздуха — минус 34°. Лечу над холодным облачным фронтом. Нижняя граница облаков неизвестна. Сообщите погоду районе Душкачана. Раскова».

Эту радиограмму отстукиваю дважды.

Затем, переключившись на прием, десять минут ожидаю ответа.

Приемник упорно молчит.

Даже не загорается лампочка, освещавшая шкалу приемника.

Слышит ли меня Москва?

Включаю радиокомпас. Он тоже молчит.

Не слышно и мощной красноярской радиостанции.

В эфире наступила тишина.

Ясно, что радиостанция, приемник и передатчик не в порядке. Начинаю сомневаться, слышала ли меня Москва. Но что можно поделать в темноте? Примиряюсь с мыслью лететь так до рассвета, часа четыре без радиосвязи. Скучновато, но что поделаешь!

Радиомаяков не слыхать, остается только астрономия.

Холодно на высоте. Достаю карманный фонарик и освещаю наружный термометр: минус 34°. Когда луч фонаря осветил стекла, я увидела, что они изнутри покрыты тонким ледяным узором, как в хорошо натопленной избе в морозный день. Зажигаю плафон. Вокруг меня в кабине лед и иней. Я сама, как дед-мороз, покрыта инеем. Правда, обледенение изнутри не опасно, потому что внутри кабины не может образоваться такой мощный слой льда, как снаружи. Но для порядка сообщаю командиру корабля, что моя кабина обледеневает изнутри.

Валя передает, что внизу мелькнула речка, но я речки не вижу. Стекла замерзли.

Что, если мне свою кабину охладить до наружной температуры? Тогда, наверное, стекла отойдут и можно будет хоть что-нибудь видеть сквозь них.

Открываю верхний и малый нижний люки. В кабину врывается резкая струя холодного воздуха. Кабина охлаждается до минус 33°. Стекла на время проясняются. Но что толку? Я снова вижу только облачность. Вот блеснула полоска земли и снова исчезла. Радио не работает. Дышу кислородом. Хочется есть.

На высоте резко повысилась скорость. По моим подсчетам, мы идем со скоростью 310 километров в час.

Значит, Душкачан пройдем в темноте? А как я надеялась на него! Ведь это тот самый пункт на северной оконечности Байкала, где, по указанию товарища Сталина, специально для нашего перелета был установлен радиомаяк… Я ждала Душкачана с нетерпением, какое испытывает, наверное, моряк дальнего плавания, когда он приближается к берегу. Думала, вот будет Душкачан, и там я уточню свое место. Теперь я вижу, что Душкачан пройдем в темноте, так как скорость наша увеличилась из-за высоты. Мой радиокомпас и приемник не работают, и душкачанский маяк, такой нужный, ничем не может быть нам полезен. Остается, пока не наступил рассвет, скорее определить еще раз свое место по звездам.

23 часа 36 минут. Определяю, что нахожусь уже на траверзе Душкачана, в 30 километрах севернее его. Значит, над Байкалом пролетаем в темноте. Вот здесь под нами, где-то вправо от самолета, красивое большое озеро, тем более обидно, что его не видать.

Принесет ли рассвет что-нибудь утешительное? Еще несколько часов назад я ждала наступления темноты и появления звезд на небе; теперь с таким же нетерпением жду первых проблесков рассвета… Вот рассветет, тогда уж я, конечно, определюсь, увижу землю и попью горячего чайку.

Через полчаса наступает рассвет. Байкал остался далеко позади. Сейчас в Москве полночь. Дома еще не спят, мама за последнее время привыкла поздно ложиться. По ярко освещенным улицам москвичи возвращаются сейчас домой из театров, клубов, кино. А мы уже встречаем утро следующего дня…

…Радио, почему радио не работает? Уже четыре часа Москва не получает от нас никаких известий…