Записки штурмана

Охотничья тропа вела нас к протоке. Между высокими берегами, покрытыми лесом, текла быстрая горная речка. Меня сняли с носилок и очень осторожно по крутому берегу спустили к стоявшим на воде двум маленьким лодочкам-оморочкам. Эти лодочки вызвали у меня воспоминания о море. Я вспомнила байдарку, на которой когда-то, отдыхая на юге, уплывала далеко в море с моей маленькой дочуркой Таней. Но байдарка делается из материи, хорошо окрашенной и засмоленной, а эта лодочка была сделана из березовой коры. Делают их так. Берется береза, в которой древесина вся сгнила, прорезается щель по длине ствола, потом оттуда вытряхивают всю прогнившую древесину. В эту щель вставляют деревянный обруч, а концы ствола складываются и загибаются кверху. Таким образом цельная кора березы превращается в непроницаемое суденышко, очень хорошо приспособленное для плавания по мелкой порожистой реке.

Усадили меня в лодку. Со мной сели Максимов и доктор Тихонов, в другую лодку сел молодой проводник и с ним комиссар Литвиненко, остальная же партия отправилась пешком вдоль берега через сопку Юкачи.

Мы поплыли на своих оморочках по быстротечной реке. Узкая, стремительная речка с шумом текла между высокими гористыми берегами, покрытыми лесом. Местами вековые деревья свисали над водой, и казалось, вот-вот они упадут и поплывут за нами. Речка была очень извилистой, течение сильное, но Максимов и его товарищи искусно справлялись с ним. Они плыли и все время перекликались на своем родном языке. Глядя на берег, я удивлялась, с какой быстротой несет нас вода: мне никогда не доводилось плавать по рекам с таким быстрым течением. Литвиненко сказал, что эта река течет со скоростью до пятнадцати метров в секунду.

Обогнув по протоке сопку Юкачи, мы вышли в красивую реку Амгунь. Здесь увидели, что прямо над рекой летит большой, тяжелый самолет. Очевидно, самолеты продолжают наблюдать за нашим передвижением. При виде лодочек тяжелый корабль выпустил белую ракету; значит, он нас видит.

По такой же быстрой, но широкой реке Амгуни мы перебрались на противоположный низкий берег и удивились, что обогнали пешую партию.

Расположились на каменистом пляже. Доктор вытащил из кармана банку с паштетом и принялся меня кормить.

Надвигалась темнота.

Я начала беспокоиться, как бы мои подруги не заночевали на сопке. Вдруг в густом лесу, на той стороне Амгуни, раздался выстрел. Максимов в оморочке, а другой колхозник в бате отправились на ту сторону к сопке Юкачи, чтобы перевезти через реку наших товарищей. С веселыми песнями стали рассаживаться ребята в бат и оморочку. Несколько раз лодка возвращалась туда и обратно. В сумерках по реке разносились веселые голоса, песни и смех. Все шутили, что штурман, хотя и на носилках, очутился на берегу раньше других. Я заявила, что этим я обязана флагштурману реки Амгуни Максимову. Всем очень понравилось это прозвище, и Максимова стали называть флагштурманом реки Амгуни.

Сидя на берегу и дожидаясь своих подруг, я заметила двух женщин. Они подошли ко мне и стали расспрашивать, не с самолета ли я «Родина» и как я ходила по тайге. Я им рассказала о нашем перелете, о том, как товарищ Сталин послал на розыски десятки самолетов и массу людей.

Подошел Литвиненко и рассказал мне, что эти две женщины отдали нам свой бат, чтобы утром мы могли выехать в Керби. Они вместе с одним спутником поднимались по реке Амгуни в пункт Дуки, — везли туда соль и спички. Одна из них оказалась метеорологом станции Дуки. Каждый день по проводам она сообщает из Дуков в Керби и в Комсомольск, какая погода в этом горном районе. Другая женщина, старушка, была мать ее мужа. Остановившись на низком берегу для ночлега, они слышали от Максимова, что сюда идут летчицы самолета «Родина» и с ними парашютисты и летчики, которые их нашли, что народу много, а оморочек только три и до Керби придется ехать целый день. И вот, чтобы нам было удобней, две женщины из далекой тайги предложили сгрузить соль и спички на берег и отдали свой бат, сами же решили остаться на берегу, ожидать его возвращения. А ведь бат проплывет обратно, против течения, не меньше четырех-пяти дней.

Я спросила, как они останутся здесь в тайге.

— Ничего, — ответила женщина-метеоролог, — у нас с собой одеяла, брезент, чайник, продукты, мы не пропадем, а вот вам нужно ехать скорее.

Я с восхищением смотрела на этих двух простых советских женщин, отдавших незнакомым людям свой бат.

Наши новые друзья предложили нам оглушенную ими в реке Амгуни прекрасную, большую кету. Неугомонный доктор заявил, что не может допустить, чтобы мы ели рыбу, неизвестно когда пойманную. Он не видел, когда ее убивали. Может быть, рыба тухлая. Но весь лагерь хором стал требовать рыбы. Доктора заставили исследовать кету, обнюхать ее со всех сторон, и лишь после этого он сам громогласно заявил:

— Из этой кеты выйдет замечательная уха.

Полина, доктор и Олянишин распотрошили рыбу, зачерпнули в котелок воды из Амгуни, кинули в котелок горсть соли, и все уселись вокруг костра.

Темнеет. Кто греется, кто сушит промокшую обувь. Ждем, когда сварится уха.