Теперь у магазинов, цветочного и ювелирного, совсем спокойно. Магазины закрыты, витрины завешены, милиционер прогуливается взад-вперед, как будто к магазинам он не имеет ни малейшего отношения.
А в магазинах идет нервная, напряженная работа.
Видно, что операция была подготовлена и продумана. Войти в ювелирный магазин со двора невозможно. Но можно войти в цветочный. Из цветочного есть дверь во двор, и заперта эта дверь на самый обыкновенный замок. Цветочный магазин не нуждается в сложных запорах.
Деньги каждый вечер забирает инкассатор, и не будет же человек взламывать магазин, чтобы унести пальму, кактус или букетик гвоздики. Замок отперт простой отмычкой, и дверь плотно прикрыта. Если посмотреть со двора, и не подумаешь, что магазин не заперт. Цветочный и ювелирный магазины разделяет стена, собственно говоря — перегородка в один кирпич. В этой стене у самого пола — пролом шириной метра полтора и высотой метр. Стена оштукатурена с обеих сторон. Пожилой человек с усиками, в потертом пиджаке раскрывает маленький чемоданчик. В чемоданчике лупы, рулетка и какие-то странные инструменты, для которых несведущий человек и названия не подберет. Совсем как Шерлок Холмс у Конан-Дой-ля, человек с усиками не торопясь осматривает замок на двери, и пол от двери до пролома, и самый пролом.
— Работали лежа,— говорит он задумчиво, будто бы для себя,— подостлали парусину. Наверно, мешок. Выбили один кирпич пробойником, а потом вынимали штуку за штукой... Э, нет, все же раствор крепко держал, видите— ломиком помогали. Не били, конечно, а рычагом, тихо и аккуратно. На улице ничего не было слышно.
Все остальные стоят по стенам, стараясь не делать лишнего шага и внимательно слушая знаменитого Алексея Андреевича Салькова. А Сальков, взяв большую лупу, внимательно оглядывает все вокруг.
— Работали в перчатках,— говорит он по-прежнему тихо,— аккуратно работали, не торопясь. Люди дело понимали.— Он сыплет какие-то порошки и осторожно сдувает их или счищает мягкой кисточкой и недовольно хмурится. Отпечатков пальцев нет. Нет следов и шерстинок от костюма.— Да,— говорит он,— грамотные люди, ничего не скажешь. Или приезжие... — Он колеблется.— В Ленинграде таких грамотеев теперь, по-моему, нет. Может, из Одессы приехали, там, говорят, еще водятся.
Снова и снова он тщательно осматривает через лупу замок, двери, пол от двери до пролома и самый пролом. А остальные стоят, не двигаются, слушают, ждут.
— Ну, пойдемте дальше,— говорит наконец Сальков и с неожиданной для его возраста ловкостью пролезает через пролом.
Из ювелирного магазина доносится его спокойный голос:
— Вы пока снимайте. Пролом снимите, и дверь, и общий вид магазина.
Фотографы начинают устанавливать треноги, ставят большие аппараты с гармошками впереди, накрывают головы черными фланелевыми занавесками. Васильев торопливо тоже пролезает в пролом и становится в стороне, чтобы не мешать Салькову.
Медленно ползет по полу Сальков, осматривая каждый сантиметр через лупу. Он хмурится и бормочет что-то про себя. Но теперь слов разобрать невозможно. И снова он сыплет на пол порошок, и осторожно сдувает его, и качает головой, и как будто о чем-то сам себя спрашивает, и что-то сам себе отвечает. И вдруг радостно поднимает голову. Лицо у него совсем изменилось, оно сияет.
— Дайте чемоданчик,— говорит он, понимая, что сейчас все зависит от его знаний и опыта и все должны ему помогать.
Он достает из чемоданчика конвертик и опускает в него что-то очень маленькое, даже не видно что.
Васильев ждет, что Сальков поделится с ним своей радостью, но Сальков молчит. Он снова движется вперед медленно-медленно, осматривая каждый сантиметр пола.
— Что вы нашли, Алексей Андреевич? — спрашивает наконец Васильев.
— Синюю шерстинку,— торжественно говорит Сальков и снова радостно улыбается.— Значит, они, как через пролом пролезли, так и поползли по полу, не поднимаясь. Ну конечно: если поднимутся, их с улицы будет видно. Даже если не сторож увидит, а. скажем, прохожий, все равно подозрительно: в ювелирном магазине—и вдруг ночью люди.
Только к вечеру доходит Сальков до второй комнаты. Нетерпение измучило Васильева. Ужасно хотелось ему зайти во вторую комнату, посмотреть наконец, что там. Но он знал, что Салькову нельзя мешать, что на этой стадии следствия Сальков главный.
Настали сумерки, зажгли свет, сходили по одному перекусили и снова ждали Салькова, И вот наконец вслед за Сальковым вошли во вторую комнату.
Сначала казалось, что в комнате все в порядке; здесь был письменный стол, и телефон, и диван, и несколько кресел, и два больших стальных сейфа с настежь раскрытыми дверцами. Стоя около двери, Сальков неторопливо оглядел комнату.
— Мастера,— сказал он и снова радостно улыбнулся.— Настоящие мастера, старой школы. На таких и поохотиться интересно, а, Иван Васильевич?
У МАСТЕРА ЕСТЬ СЫН
Закончив осмотр, Сальков сказал: