Записки следователя

Что же находится поблизости от горбачевского дома? Три магазина. Государственный магазин продовольственных товаров, с винным отделом, в котором продается виноградное вино. Во-первых, заходя в этот магазин, Васильев не замечал, чтобы посетители пили вино прямо здесь, в магазине. Это было, кстати, строго запрещено, а народу обычно было здесь много и вряд ли стали бы продавцы рисковать увольнением. Да и потом, чтобы напоить сухим вином или даже портвейном такого пьяницу, как Козлов, тоже нужно было, наверно, немало времени и сил.

Маленькая частная колбасная. Это вообще не место, где заводятся случайные знакомства. Тут народу немного, и вежливые продавцы любезно дают попробовать разные сорта колбас и аккуратно взвешивают покупку на весах. Кроме того, здесь бывали люди денежные. Считалось, что здесь колбаса хотя и дороже, чем в государственном, зато и лучше. Может быть, она и действительно была лучше, государственная пищевая промышленность находилась еще в младенческой стадии развития, но уж дороже она была безусловно. И Васильев подумал, что люди типа

Горбачева и Козлова вряд ли будут тратить лишние деньги на деликатесы. Не на деликатесах они выросли, и не к деликатесам они привыкли.

Третий магазин был булочная. Там покупатели вообще не задерживались и завести знакомство было почти невозможно.

Тогда Васильев взялся за ломовых извозчиков. В то время это был единственный вид грузового транспорта, и ломовиков, как их тогда называли, в Петрограде было несколько сот. Васильев прошел по всем так называемым извозчичьим дворам. Извозчичий двор обыкновенно принадлежал частнику. Там были конюшни, извозчикам отпускались овес и сено, а во дворах стояли телеги. Часто извозчики здесь же и ночевали. У хозяина можно было получить кипяток и выпить чаю. По вечерам — ломовые извозчики кончают работать рано, потому что вечером редко перевозят тяжелые вещи,— ходил Васильев по извозчичьим дворам и опрашивал ломовиков одного за другим, не перевозил ли тот тяжелую корзину такого-тр числа на Московский вокзал. Ломовики были народ грубый, много пьющий и любящий поиздеваться над посторонним. Чтобы прекратить неуместные шутки, Васильеву почти каждый раз приходилось показывать удостоверение.

К удостоверению ломовики относились серьезно и как будто старались припомнить, везли ли они такую корзину или не везли. Подумав положенное количество минут, порасспросив, какая была корзина, да откуда везли, да какого числа, каждый говорил, что с ним такого случая не было.

Может быть, это и было правдой. Но, с другой стороны, каждый ломовик понимал, что если он окажется ввязанным в уголовную историю, то потянут его на допрос и он полдня потеряет. Потом на очную ставку, глядишь— и еще полдня прошло, а там, не дай бог, и в суд позовут свидетелем. Жди в свидетельской комнате, пока тебя вызовут. Тут уж половиной дня не отделаешься. Тут целый день придется потратить.

В общем, опрос ломовиков кончился, так сказать, вничью. Он не дал той решающей улики, того решающего свидетеля, на которого рассчитывал Васильев, но он и не убедил его в невиновности Горбачева.

И снова начался допрос:

— Но чем же вы все-таки объясняете, что обрывок газеты, найденный в корзине с трупом, совершенно сходится с обрывком газеты, который найден у вас на кухне?

Горбачев посмотрел подобострастными, ищущими глазами,

— Так ведь знаете, гражданин следователь,— сказал он,— я ведь вам уже говорил. В кошелку наставишь бутылочки с самогоном и бутылочки завернешь. А между бутылочками нарвешь кусков газеты, сомнешь да и насуешь. Это ведь и для того, чтобы бутылки друг о друга не стукались, нужно, и для того, чтобы когда в кошелке одна или две бутылки останутся, чтобы они, знаете ли, не ложились, а то самогончик может пролиться. А самогончик, знаете, обходится дорого, его зря проливать жалко. Ну, а там в какой-нибудь чайной газетки и оставишь. На обратном пути я частенько в магазин заходил купить чего поесть, сосисочек или яичек, так мне кошелка нужна была пустая. А куда дальше газеты эти девались, это я, уж извините, не знаю.

Васильев отпускал его, выжидал время, чтобы тот лег спать, и вызывал снова, на ночной допрос, и снова они без конца бились, и снова смотрел Горбачев искательными глазами и говорил про газетку и самогончик, про сосисочки и яички.

Еще одно обстоятельство говорило в пользу Горбачева. Деньги, пятьсот рублей, которые Козлов получил новыми червонцами, так показал кассир, найдены не были. В квартире у Горбачева оказалось всего восемнадцать рублей семьдесят копеек рублями и трешками.

Короче говоря, следствие окончательно зашло в тупик.

ПОИСКИ В ЛУГЕ

Хорошо еще, что Горбачев попался на варке самогона, а то бы пришлось либо передавать дело в суд с очень шаткими доказательствами убийства, либо вообще Горбачева выпустить. Начальство торопило Васильева. Уже второй месяц сидел Горбачев в тюрьме, а дело об убийстве вперед не двигалось.