Утром на перроне Николаевского вокзала стоял железнодорожный состав, и жители пригородов с мешками, узлами и молочными бидонами не торопясь заполняли грязные, тесные вагоны. Все это были бедно одетые люди, крутившие самокрутки из обрывков газеты и нагруженные таким количеством вещей, что, казалось, одному человеку их и снести невозможно. В вагонах пахло грязной одеждой, махоркой и смазанными дегтем сапогами. Два молодых человека резко отличались от остальных пассажиров. Они были одеты хорошо, даже нарядно. Один хотя ростом был и невелик, но вышагивал по перрону с важностью необыкновенной. Другой держался попроще, но тоже был одет не для загородной поездки. В его остроносых ботинках и бежевых гетрах, пожалуй, нельзя было пройти по заваленным снегом немощеным улицам маленьких поселков, к которым отправлялся поезд. Естественно, что, придя почти за час до отправления, они гуляли по перрону и не заходили в вагон. Весна уже чувствовалась, воздух был теплый и свежий, не хотелось лезть в вагонную духоту.
Минут за двадцать до отхода поезда по перрону прошли три человека. Два стрелка военизированной охраны шагали по сторонам, между ними шел немолодой кассир, неся в руке маленький чемодан. Все трое вошли в четвертый от паровоза вагон и заняли целое отделение. Кассир сел у окна, стрелки — друг против друга, поближе к выходу.
Франтоватые молодые люди продолжали прогуливаться по перрону и, кажется, даже не заметили кассира со стрелками. Они смотрели, как, пыхтя и пуская струи пара, пятясь, подошел и прицепился к составу паровоз. Только тогда, когда в ответ на свисток дежурного по станции паровоз простуженным басом загудел, дернулся и по всему составу зазвякали буфера, потом еще раз и еще раз дернулся и только с третьего раза, поднатужившись и громко пыхтя, медленно потащил состав, — только тогда молодые люди уже на ходу вскочили на подножку того вагона, в котором ехал артельщик.
Хотя ехать было недалеко, но пассажиры расположились основательно, на долгую дорогу. Франтоватые молодые люди сели в середине вагона, закурили и молча стали смотреть на пассажиров, на неторопливо проползавший за окном снежный весенний пейзаж. Поезд останавливался часто. Стоял подолгу, трогался паровоз с трудом. Молодые люди молчали, прислушивались к разговорам пассажиров, прислушивались равнодушно, просто так, чтобы скорее прошло время, кажется, даже дремали с закрытыми глазами. Поезд шел уже час, а отъехал от Петрограда недалеко, километров двадцать или двадцать пять. Кассир дремал, стрелки закурили, не потому, что им хотелось курить, а потому, что очень клонило ко сну, и хотя днем в дачном поезде, в вагоне, полном пассажиров, никакая опасность им не угрожала, но порядок есть порядок, охране спать не положено, а без самокрутки не ровен час можно и заснуть.
Снова остановился поезд у маленького деревянного перрона, снова стал дергать паровоз, собираясь с силами, зазвякали буфера, и наконец поезд тронулся, и медленно поплыли назад деревянный перрон и маленький деревянный вокзальчик; тогда тот из молодых людей, который был повыше, встал и, лениво потянувшись, сказал своему маленькому товарищу:
— Пошли, что ли.
Маленький тоже встал, и оба не торопясь пошли по вагону в ту сторону, где сидел артельщик.
Никто не обратил на это внимания. Мало ли что. Может, они такие сознательные, что идут на площадку покурить, хотя все курят прямо в вагоне. Может, им сходить на следующей станции.
И никто ничего не понял, когда вдруг в вагоне поднялась стрельба.
Только что было спокойно и тихо, как всегда бывает в дачных поездах, постукивали колеса на стыках, велись негромкие разговоры, и вдруг неожиданно стрельба, крики. Первыми повалились стрелки; один повалился на бок, держа винтовку в руках, а другой — вперед, загородив путь к кассиру. Кассиру пуля попала в голову, и он лежал мертвый, так, наверно, и не поняв, что случилось. Маленький вскочил на лавку, переступил через убитого стрелка, схватил чемоданчик артельщика и ловко, как-то даже по-балетному ловко, как будто танцевальным «па», перескочил через стрелка обратно. Второй, у которого в каждой руке было по револьверу, один из них сунул в карман и, подойдя к стоп-крану, резко дернул ручку. Сразу заскрежетали колеса, поезд стал замедлять ход, два молодых человека кинулись к выходу. Первым бежал маленький, вторым тот, который повыше. Тут пассажиры не то чтобы опомнились, опомниться никто еще не успел, так быстро все произошло, но просто заинтересовались, что происходит. Какая-то девочка из соседнего отделения выскочила, чтобы посмотреть, что за шум, и молодой человек сразу выстрелил в нее из нагана, и она села на пол, почувствовав только удар, но не почувствовав еще боли. Мать бросилась к ней и тоже осела на пол, потому что пуля попала ей в бок. Поезд уже стоял. Маленький настежь распахнул двери и коротко свистнул. Тот, который повыше, вышел на площадку и закрыл за собой дверь.