Записки следователя

«Предупредила, ведьма! — подумал про себя Васильев. — Ох, неправильно я действовал! Конечно, Киврин взял жену не из бедной семьи. Поселок маленький, богатые люди тут всё одна шайка-лейка».

Он круто повернулся к хозяйке и сказал:

— Получите с нас.

Как ругал он себя за то, что послушался Розенберга, за то, что не заторопился, не начал сразу же действовать, когда почувствовал, что в этом доме нечисто, что хитрит хозяйка!

Хозяйка, не поднимая век и двигаясь плавно и медленно, проплыла к стойке и стала щелкать на счетах, высчитывая копейки за чай, баранки и сахар.

— Берите вещи, — кинул Иван Розенбергу и, положив на стойку двугривенный, вышел на крыльцо.

— Молодой человек, куда вы? — услышал он за спиной растерянный голос хозяйки.

— Дом присматривать для мастерской! — крикнул Иван, не оборачиваясь, зашагал через навозную жижу, решительно ставя ноги в тупоносых ботинках, не думая о грязи и брызгах.

За ним, тяжело дыша, кашляя и бормоча что-то про себя, торопливо шел, почти бежал долговязый Наум Иосифович. Он все пытался что-то сказать, но то одышка мешала, то кашель. Он спотыкался и поминал черта и все никак не мог связать фразу.

Васильеву это было кстати. Поговорить потом будет время. Сейчас надо все продумать, чтобы опять не наделать глупостей.

«Соучастники? — спрашивал он сам себя. — Вряд ли. Во всяком случае, нет оснований подозревать. Какой человек скажет жене, что он добыл эту шубу, убив трех детей! Да и зачем это говорить? Скупил краденое, в крайнем случае. А скорее, еще проще: купил на толкучке для помещения капитала. Лишнего Киврин никому говорить не будет. Значит, это для них не уголовщина, а спекуляция, торговля. Законнейший способ заработка. Для нас спекуляция — преступление, а для них — почтенное дело».

В воротах Иван на секунду замедлил шаг. «Пожалуй, сторожа можно бы спросить, где милиция, — подумал он. — Старик-то вряд ли замешан. — Но сразу же отмахнулся от этой мысли. — Черт их здесь знает, кто замешан, а кто нет. Спрошу у прохожего, а то запутают, проищу час милицию, а Киврина пока все спрячет да еще и сама уедет к родным погостить».

Он вышел на улицу и остановился. Улица была пуста. Замученный «предложенным темпом», как сказали бы сегодня спортсмены, за Васильевым медленно тащился Розенберг. Он тяжело дышал, кашлял и то чертыхался, то бормотал молитвы. Ивану стало его жалко. Ну в самом деле, чем виноват старик? Он не следователь, розыску не обучен, простодушен, как пятилетний ребенок, поэтому, наверно, всегда и разоряется. Назовет себя пьяный босяк виконтом, он и рад: у виконта смокинг купил! Розенберг сопел теперь совсем рядом, но к Ивану не обращался: он, видно, чувствовал, что наделал глупостей, а может быть, просто одышка говорить не давала. Наконец на улице показался человек. Он был пьян, в этом сомнения не было. Шапку он, видно, где-то уже потерял, а может быть, пропил, но настроение у него было прекрасное. «Эх!» — сказал он. Это было не обыкновенное «эх» в смысле сожаления, горести, удали, это было протяжное, немного даже музыкальное «эх», —видно, начало песни или, на худой конец, частушки. Но, протяжно, музыкально произнеся свое «эх», мужик останавливался, забыв продолжение, и долго думал. Потом он вспоминал, что дальше, но решал: раз уж так получилось, начать сначала, и снова говорил свое протяжное музыкальное «э-э-эх», и снова забывал, что же дальше. При этом он покачивался, но не сильно. Так, как это прилично человеку в задумчивости.

— Товарищ, где тут отделение милиции? — кинулся к нему Васильев.

Пьяный подумал и сочувственно спросил:

— Убили кого?

— Коза убежала! — крикнул Иван.

— Коза? — удивленно спросил пьяный. — Ах, коза. Коз они ловят… Или нет, коз не ловят.

— Где милиция? — рявкнул Васильев.

— Туда и направо, — сказал пьяный и остолбенел.

Перед ним никого не было. Только что стояли двое, и нет никого. Он огляделся. В конце улицы шагали двое мужчин. Может, те самые, а может, другие. У ворот постоялого двора стояла хозяйка и внимательно смотрела вслед двум неизвестным.

Васильеву повезло. Дежурный по милиции был молодой парень, мечтавший раскрывать таинственные убийства и ловить элегантных преступников во фраках и крахмальных манишках. Он работал в милиции второй год, и пока что ему удалось раскрыть только одно преступление — о краже свиньи у Капитонихи, злющей бабы, спекулянтки и самогонщицы. У него загорелись глаза, когда он увидел петроградское удостоверение Васильева. Они разгорелись еще больше, когда оказалось, что речь идет об убийстве шести человек. В нарушении устава он оставил вместо себя милиционера и сам отправился с Васильевым на обыск. По дороге Иван ему торопливо рассказывал про хозяйку постоялого двора, которая, наверно, предупредила Киврину.

— Они не родственницы? — спросил Васильев.

— Кто его знает, — ответил дежурный, товарищ Корольков, в просторечии Петя. — Они тут, считай, все родственники. Богатых тут перечесть по пальцам, поселок небольшой, они все породнились. Не по крови, так по деньгам. Классовый интерес их сближает, понимаешь.