Но когда это было установлено с полной ясностью, то осталось внести также ясность ещё в один вопрос: почему фонды на 1750 электромоторов попали вместо Главогнеупора в Москве в промкомбинат Куйбышевского района в Ленинграде?
Это был тем более законный вопрос, что Главогнеупор и промкомбинат ничего общего между собой не имели и иметь не могли; кроме того, в производственные функции промкомбината вовсе не входила перемотка электромоторов даже в том случае, если бы они действительно в такой перемотке нуждались.
Впрочем, последнее обстоятельство особенно не удивило работников следственного отдела Прокуратуры СССР, занявшихся этим делом: к тому времени уже было с предельной точностью установлено, что в промкомбинате Куйбышевского района творились и не такие чудеса – ворованная бумага, вискоза, трикотаж перерабатывались и сбывались по спекулятивным ценам этим любопытным промкомбинатом, под видом которого работала банда очень ловких и очень наглых жуликов.
Работники, которым было поручено расследовать эпизод с электромоторами, действовали методично и последовательно. Они шли за каждым мотором из промкомбината в трест, из Ленинграда в Москву, из товарной конторы Октябрьской железной дороги на завод, с завода в Главогнеупор, из главка в московскую контору, из московской конторы в отдел снабжения, шли и дошли из отдела снабжения в кабинет старшего инженера по высоковольтному оборудованию Вельдмана.
Впрочем, самого Вельдмана в кабинете уже не оказалось, так как к тому времени он был повышен в должности – назначен старшим инженером отдела оборудования Главснаба Наркомчермета.
Этому высокому назначению предшествовала подробная характеристика, представленная в отдел кадров Наркомчермета и подписанная главным инженером Главогнеупора и даже начальником отдела снабжения.
В этой характеристике горячо повествуется о том, что «Вельдман С. В. работал в системе Главогнеупора с сентября 1937 года» и за это время «обнаружил знание дела, преданность работе, исключительную оперативность», а главное – «понимание поставленных перед ним задач».
Когда следователь явился на квартиру Вельдмана, тот сидел за столом, погруженный в чтение учебника судебной психиатрии.
– Чем могу служить? – спросил он, оторвавшись от книги.
– Небольшой консультацией, – любезно сказал следователь. – Мне хотелось бы знать, как сбываются фонды на электромоторы. Не можете ли вы мне в этом помочь?
– С кем имею удовольствие беседовать?
– Вы имеете удовольствие беседовать со следователем. Вот моё удостоверение.
– Очень приятно, – сказал Вельдман.
Когда его арестовали, он написал жалобы во все инстанции. Он обращал внимание на произвол следственных властей, отмечал «махаевское отношение к технической интеллигенции», возмущался незаконным арестом его, «честного советского специалиста с солидным стажем», ссылался на заслуги и угрожал покончить с собой в случае, если не будет «незамедлительно освобождён и реабилитирован».
Дважды в знак протеста он объявлял голодовку, но оказывалось, что в действительности он не голодал и питался продуктами, которые заранее припрятал.
Потом он сошёл с ума – неожиданно запел. Арии из опер сменялись весёлыми песенками из различных оперетт, цыганскими романсами, лирическими мотивами, немецкими маршами и народными частушками.
Всё это исполнялось в кабинете следователя, который с самым невозмутимым и даже довольным видом слушал это самодеятельное выступление. Когда Вельдман наконец устал, следователь спросил:
– Всё? Репертуар исчерпан? Мне кажется, вы забыли исполнить ещё арию Гремина из «Евгения Онегина». Четыре года назад, Вельдман, вы с успехом исполняли её в нарсуде. Помните? Если не ошибаюсь, ваша фамилия тогда была Гельд? Несколько позже вы с не меньшим успехом исполняли эту же арию на концертах в Н‑ском лагере. Если не ошибаюсь, тогда ваша фамилия была уже Вельд?
Сергей Владимирович с любопытством взглянул на следователя, затем улыбнулся и спокойно произнёс:
– Ничего не скажешь, чистая работа. Насколько я припоминаю, вы, кажется, правы.
– Начнём говорить? – спросил следователь.
– Начнё-ём, пожа-а-луй, – запел было по привычке Вельдман, но сразу поперхнулся, покраснел и извинился. – Проклятая привычка, – сконфуженно произнёс он, – ничего не поделаешь – музыкальная натура.
И он начал рассказывать.
Бежав из лагеря, Гельд-Вельд прибыл в Москву и по подложным документам на имя Вельдмана поступил на работу в московскую контору Главогнеупора. Профессиональный уголовный преступник был зачислен проницательными руководителями Главогнеупора в качестве старшего инженера отдела снабжения.
Он отпустил элегантные баки, крохотные английские усики, с успехом выступал на заседаниях месткома и прослыл незаурядным общественником.
Начальству он импонировал изысканностью костюма и манер, милой, открытой улыбкой и трогательной преданностью, которая буквально светилась в каждом его взгляде.
– Незаменимый парень, – говорило о нём начальство. – С таким не пропадёшь.