– Закончила, – сказала Зоя, – прочтите, пожалуйста. По-моему, все подробно изложено. Только вот с литературной стороны, вероятно, не все в порядке – я ведь торопилась. Обычно я пишу хорошо. В школе я была лучшей ученицей по словесности и мои сочинения всегда ставились в пример.
Я стал читать ее показания. Зоя закурила и молча смотрела в окно, как бы не обращая на меня внимания. Показания были написаны полудетским, но уже характерным почерком. Часто встречались многоточия, восклицательные знаки. В манере изложения прослеживалась погоня за «красивостью». Зоя любила несколько вычурные, торжественные обороты.
По существу, показания поразили меня своей «деловитостью», продуманностью деталей и тем, что Зоя блестяще помнила всю обстановку совершения убийства. Было даже некоторое смакование натуралистических подробностей.
Это свидетельствовало о том, что убийство было совершено ею вовсе не в состоянии аффекта. В момент убийства Зоя жадно, с особым, болезненным любопытством фиксировала в памяти все детали, все подробности происходящего, проявляя повышенный интерес к деталям.
Патологический характер этого интереса был несомненен. Особый, нездоровый интерес ее к убийству и самоубийству был замечен мною еще при изучении дневников Зои.
Ознакомившись с показаниями Зои, я решил задать ей несколько контрольных вопросов.
– Скажите, Зоя, как Нелли Жукова обращалась к матери: на «ты» или на «вы»?
– На «вы». Поэтому я и в записке писала на «вы».
Сообразительность Зои, сразу понявшей мой вопрос, невольно заставила меня улыбнуться. Я продолжал:
– Как вы думаете, почему Зина сразу все рассказала дома? Неужели вы не могли предусмотреть, что Зина – ненадежная сообщница?
– Да, здесь я просчиталась. Ведь если бы эта дура не вздумала все разболтать, то раскрыть убийство Нелли было бы невозможно. Ведь правда? Ну подумайте сами – трупа нет, записка, написанная рукой самой Нелли, есть. Самый факт ее смерти, а главное, убийство не доказано. Решили бы, что либо она сбежала с каким-нибудь мужчиной, либо покончила с собой, утопилась скажем. Ведь я все это наперед думала-передумала.
Я отметил про себя, что Зоя не лишена логики. Действительно, если бы Иванова не созналась, вряд ли возникла бы версия, что Жукова убита. Уж очень красноречива была ее записка.
На этом допрос закончился. Я отправил Зою обратно в домзак и занялся организацией авторитетной судебно-психиатрической экспертизы всех членов шайки «Мститель». Были приглашены крупные ученые.
Эксперты заинтересовались условиями их детства и воспитания и пришли к заключению, что именно эти условия были одной из основных причин случившегося.
Экспертиза признала, что Зоя «страдает дегенеративной психопатией истерического типа с резкой моральной тупостью и криминальной направленностью, вызванными чрезвычайно тяжелыми условиями ее воспитания».
Передавая мне заключение экспертизы, Виктор Петрович Осипов, маститый ученый и замечательный человек, сказал:
– В жизни бывает всякое, но ничего не бывает без причин.
Три самоубийства
Каждый раз, когда я читаю или слышу о самоубийствах, я не могу не вспомнить профессора судебной медицины П. И. Крюкова, человека романтически влюбленного в свою невеселую профессию, вскрывшего на своем веку не одну тысячу трупов и помогшего раскрыть множество преступлений. Петр Иванович принадлежал к славной плеяде судебных медиков – энтузиастов своего дела, блестящих знатоков своей профессии, сочетавших точный скальпель анатома с пытливым взором криминалиста и исследователя.
Это был прекрасный эксперт, многоопытный судебный врач, но, как почти всякому ученому, ему была присуща одна причуда, одна маленькая необъяснимая странность: он верил в неизбежность самоубийств. Он считал, что все самоубийцы рождаются, с тем чтобы рано или поздно покончить с собой, и что самоубийство есть нечто врожденное, предначертанное и потому неизбежное. Тщетно его друзья и товарищи по работе доказывали абсурдность этой теории. Тщетно приводились исторические примеры, ссылки на статистику, социальные исследования. Старик упрямо качал головой и обычно отвечал: