Записки следователя из Будапешта

Жена Мольнара склонилась к нему и шепнула!

— Не бойся, расскажи все, как было!

Очевидно, Мольнар принял для себя какое-то решение. Откинувшись на подушке, он заговорил дрожащим голосом.

— Я понимаю, господин следователь, что совершил преступление, за которое меня, наверно, посадят в тюрьму. Но я не чувствую себя виновным. Человек, о котором вы спрашиваете, стрелял в меня за то, что я «не выполнил своих обязательств». Так он выразился.

— Продолжайте, господин Мольнар. И ничего можете не опасаться, ведь для всех посторонних вы умерли.

— То есть как, умер? Я, кажется, жив…

— Правильно. Но тот человек уверен, что благополучно отправил вас на тот свет.

— Но откуда ему это известно?

— Из газет. Вот, прочтите. — Я показал больному заметку в утренней газете.

Мольнар вздрогнул, но продолжал уже спокойнее.

— Теперь мне уже все равно, чему быть, того не миновать. Горько вспомнить! Оказавшись десять лет назад на западе без средств и без друзей, да еще с женой, я несколько раз попадал в такое положение, что вынужден был обращаться за помощью в различные организации. Деньги давали, но каждый раз отбирали расписку. Позднее, когда после шести лет бесплодных скитаний я принял решение вернуться на родину, мной стали интересоваться. Однажды нас навестил католический священник, затем два или три раза еще какие-то лица, говорившие по-венгерски. За несколько недель до нашего отъезда приехали двое, на машине. Один из них заявил мне, что я должен поехать с ними в Мюнхен, в какое-то учреждение, которое занимается выдачей пособий венграм-эмигрантам. По его тону я понял, что, если бы отказался, меня повезли бы силой. Меня привезли и представили высокому господину лет пятидесяти. Он держался как хозяин, носил монокль и был со мной очень любезен. Говорил он на изысканном венгерском языке, живо интересовался моей семьей, местом прежней работы в Венгрии, оборудованием и продукцией завода. Отвечал я односложно либо общими, ничего не значащими фразами. «Господин директор», как называли его окружающие, два или три раза подчеркнул важность того, чтобы, вернувшись домой, я вел себя так, как подобает гражданину своей страны. Мне стало понятно, куда он клонит, после того как он выразил надежду, что после возвращения в Будапешт я останусь истинным патриотом Венгрии. «Именно в таких патриотах скоро возникнет нужда», — добавил он. Я не очень внимательно следил за разговором, думая о своем. Наконец, «господин директор» окончил проповедь и положил передо мной лист бумаги с каким-то текстом, отпечатанным на машинке, а рядом с ним двести долларов. «Прочтите, подумайте и подпишите», — сказал он. Поразмыслив, я пришел к выводу, что иного выхода у меня нет. Ведь я прежде уже подписал несколько подобных бумажек, и если откажусь сейчас, то меня, пожалуй, не пустят в Венгрию вообще. Короче говоря, я поставил свою подпись. Конечно, я понимал, что рано или поздно это будет иметь последствия. Но в тот момент я мечтал только об одном — вернуться на родину, чего бы это не стоило. Вся их махинация была хорошо отрепетирована, накануне моего отъезда к нам заглянул один прежний знакомый, венгр по национальности, и предупредил еще раз: если меня навестят в Будапеште, я должен буду вспомнить об обязательствах перед «фирмой», с которой связал свою судьбу.

Мольнар говорил быстро, но с видимым усилием. Видя это, я предложил:

— Отдохните немного, я подожду.

— Нет, я не устал. Уж если я начал, то позвольте и закончить…

— Хорошо. Если так, продолжайте.

— В течение нескольких лет меня никто не беспокоил, ничего не требовал, не шантажировал. За это время меня восстановили на прежней работе, я получил квартиру, мне несколько раз выдавали пособие, как репатрианту. Жизнь наладилась, я всем был доволен. Удалось даже построить небольшую дачу, правда, на участке, принадлежавшем брату жены. Все шло хорошо вплоть до позавчерашнего дня. Около двух часов меня позвали к телефону. Незнакомый мужчина сказал, что очень хотел бы встретиться со мной по вопросу об участке в Сент-Эндре. Напрасно я старался узнать, кто со мной говорит, абонент положил трубку. После работы он остановил меня на тротуаре, неподалеку от завода. Он сам меня окликнул, я его прежде никогда не видел.

— Что он сказал?

— «Добрый день, господин Мольнар!» Да, чуть не забыл — перед уходом домой я сказал начальнику цеха, что завтра мне необходимо отлучиться по важному семейному делу, и я прошу один день в счет отпуска. Начальник не возражал. — «Добрый день, — ответил я незнакомцу. — С кем имею честь?» «Завтра в Сент-Эндре вы все узнаете, — ответил он. — Будьте у себя на даче, я навещу вас во второй половине дня. Это в ваших интересах». С этими словами он поклонился и ушел. На другой день я с утра отправился в Сент-Эндре. Лучше бы я пошел к вам, в милицию, но я не посмел…

— Вы правы, господин Мольнар. В этом случае вам не пришлось бы сейчас лежать здесь с тяжелой раной, да и нам было бы намного проще. Ну, ничего. Продолжайте, если не утомились.