Записки следователя. Привидение

– Во как! – невольно вырвалось у меня вслух. – С больной головы – на здоровую! Прекрасно, Виктор Антонович! – не понимаю, почему, но вдруг меня стал разбирать смех. Потребовалось определённое время и усилие, чтобы подавить смех. Я, скрытно продолжая улыбаться, достал из ящика чистый лист бумаги и протянул Лисову. – Перед вами, Виктор Антонович, чистый лист бумаги и ручка, пожалуйста, оформите свою жалобу на имя прокурора нашего города. Полчаса времени хватит? Прошу!

Лисов не притронулся ни к бумаге, ни к ручке. Я подождал несколько минут и сказал:

– Ну что же вы? На словах вы храбрый, смелый, а на деле… Чего же вы ждёте? Пишите! Передумали, что ли? Вот вы, Виктор Антонович, несколько минут назад сказали, что я взял на себя роль исповедника, якобы не принадлежащую мне. Тут у вас вышла ошибочка. Соглашусь, что я не служу в церкви и в духовной академии не учился, но мне хватит юридического образования. Занимая должность следователя на протяжении долгих лет, я обязан в первую очередь заблудившихся и нарушивших закон государства, информировать их, что раскаяние, чистосердечное признание в совершённом деянии, активное сотрудничество со следствием, согласно советскому уголовному праву, являются смягчающими обстоятельствами.

Если говорить более простым языком, человек, совершивший какое-либо противозаконное деяние, особенно впервые, то раскаявшийся или чистосердечно признавшийся в совершённом деянии, он имеет определённые льготы перед правосудием. К примеру, размер наказания или при определении меры пресечения: арест или подписка о невыезде.

– Ну и что из того, что вы рассказали сейчас? – неожиданно произнёс Лисов. – Я тут при чём? Я что, уже преступник? Я вам таким показался?

– Определённую характеристику и кто вы, я выскажу чуть позже. Это зависит от ваших ответов на мои вопросы. Если сказать откровенно и честно, вы сами знаете, кто вы.

В это время в кабинет зашёл участковый Есаулов и сообщил мне на ухо, что Шершнев и Сидушкин ждут в коридоре.

– Хорошо. Скажи им, пусть ждут. Когда нужны будут, я их приглашу. – Есаулов, сказав: «Хорошо», вышел из кабинета. – Теперь все на месте, пожалуй, начнём, – сказал я вслух после ухода участкового. – Итак, Виктор Антонович, перед началом допроса я информировал вас, что честность, откровенность и правдивость ваших ответов на мои вопросы предопределят дальнейшую вашу судьбу, и поэтому в ваших интересах говорить правду. Исходя из вышесказанного, хотелось бы мне получить от вас ответ на такой вопрос: зачем вам нужен был этот цирк, извините, я не могу подобрать другого слова, устроенный на той поляне в день вашего дня рождения? Ведь вы прекрасно знаете, что не было того случая, который вы выдумали или сочинили. Я жду вашего ответа.

– Зачем же вы так! О каком цирке вы говорите? Я не понимаю вас. Никакого цирка там не было. Это вы что-то путаете и меня хотите запутать. Я изначально говорил правду и сейчас говорю правду. На меня напали, ограбили и дополнительно хотели убить! Всё так и было. Какой смысл мне врать?

Поведение Лисова, можно сказать, осталось прежнее: держался по-прежнему достойно, никакой суеты, нервозности и скованности. Всё же мне показалось, по-видимому, он не ожидал подобного вопроса. Когда я задал вопрос, у него зрачки глаз еле заметно расширились и как будто даже слегка дрогнули. В его голосе я уловил некоторое изменение, то есть не было той напыщенности и твёрдости.

– Виктор Антонович, действительно, какой смысл вам врать? Вы расскажите правду, и не будет вранья. Я должен признать, что вы великолепно держитесь. Хватит ли вашей стойкой выдержки выдержать до конца испытания? Как бы вы ни пытались держать себя в руках, но нервы ваши начинают сдавать. Уже вы начали нервничать. Это хороший признак. Вы только что сказали, что вас хотели убить, так?

– Да. Хотели убить.

– Хотели, но не убили же. Почему?

– Вы у тех мужчин спрашивайте. Я-то тут при чём?

– Согласитесь, Виктор Антонович, они вас не убили потому, что никаких мужчин там не было, и никто в вас не стрелял. Так?

– Мужчина стрелял же в меня!

– С какой стороны подойти к этому случаю. Хорошо. Тогда такой вопрос напрашивается: в какой позе находился мужчина во время выстрела, если допустить, что мужчина был и стрелял в вас?

– Стоя, конечно. В моих показаниях это отражено. Вы что, не читали?

– Какое расстояние было между стреляющим и вами?

– Я примерно могу сказать – метр. Могут быть отклонения на несколько сантиметров. Точнее сказать не могу. В тот момент всё моё внимание было направлено на заводку двигателя, и уехать.

– Допустим. Теперь вспомните, в котором часу был произведён выстрел?

– Время я тоже могу сказать примерное. Это было во втором часу дня. В пределах десяти-пятнадцати минут второго.

– Пожалуйста, возьмите вот этот документ. Это заключение баллистической экспертизы. Прочтите внимательно. – Я положил перед ним заключение. Лисов не спеша взял его и уткнулся в чтение. Минут через десять он отдал его назад, но при этом не проронил ни одного слова. – Вам понятно заключение экспертизы, Виктор Антонович?

– Да.