Записки случайно уцелевшего

Он писал нам с нового места службы, с передовой. Письмо было горькое и, по существу, прощальное. Кунин уже знал, что его жена бесследно исчезла. Он понимал, что она погибла, как и большинство наших штабных офицеров, принимавших делегацию Союза писателей. Из его письма явствовало, что после всего случившегося он не возлагает особых надежд на свое будущее. Оптимист и жизнелюб, он говорил об этом просто и серьезно, никак не жалуясь...

И еще он просил у меня прощения за то, что, выйдя из окружения, доложил по команде о моей гибели - он же сам, своими глазами видел, как я, соскочив с машины, упал, прошитый автоматной очередью.

Вот почему, пока я находился в окружении, на меня в Союз писателей пришла похоронка. От моей жены, эвакуированной Союзом в Казань, ее до времени скрыли. Однако не так это все просто - есть вещи, которые невозможно предусмотреть. Я рассказываю это к тому, что война предлагала людям совершенно необычные комбинации случайностей, очень далекие от привычной логики цепочки причин и следствий. Она протягивала среди нас свои, порой самые неожиданные связи. Я позволю себе здесь маленькое отступление на эту тему.

Моя жена близко дружила с Антокольским и его женой, вахтанговской актрисой Зоей Константиновной Бажановой. В Казани эта дружба стала особенно тесной. Они там вместе голодали и холодали. Особенно мучила голодуха Антокольского. И вот однажды, весьма возбужденный открывающейся перед ним перспективой, Павел Григорьевич приносит Зое Константиновне радостную новость: полушутя-полусерьезно он говорит ей, что мою жену внесли в список на копченую колбасу. Мол, она этого еще не знает, но он сейчас ей об этом сообщит и тогда, глядишь, ему за добрую весть тоже перепадет кусочек. Все это происходило на людях.

- Ты сошел с ума, Павлик! - закричала испуганная Зоя Константиновна.- Пока до нее не дошло, надо ее немедленно из этого списка вычеркнуть. Пора бы тебе, старому гурману, знать, что копченую колбасу решено давать только вдовам...

Этот диалог относится примерно к первым числам ноября. 13 ноября жена получила от меня телеграмму, что я жив и вырвался из окружения. А 21-го погиб Костя Кунин. Погиб, так и не узнав о начавшемся через две недели нашем наступлении под Москвой.

6

А теперь еще об одном моем друге - о Павле Яль-цеве. О его судьбе.

Я уже говорил, что мы в ополчении делили все трудности походной жизни истинно по-братски, даже не отдавая себе в этом отчета. Такова была нравственная атмосфера, естественно сложившаяся в роте с самого начала. С момента выхода из Москвы. И чем дальше мы от нее уходили, тем более насущными становились для каждого из нас эти навыки повседневной солидарности. В истории Павла Яльцева они проявились, пожалуй, с наибольшей наглядностью.

Павел с первых же дней похода страдал от зубной боли. Облегчить его мучения в полевых условиях не было возможности. Он долго терпел, но потом стал проситься хотя бы на два-три дня в Москву к стоматологу. В конце концов командование ему разрешило эту поездку. На целых пять дней. А произошло это в конце сентября. Иначе говоря, мы были уже далеко. И полевая почта работала из рук вон.

Естественно, Павлу надавали кучу писем, а еще больше поручений - шутка ли сказать, наши жены смогут повидаться с ним, а значит, все рассказать о себе и все узнать про нас, да еще с такой достоверностью. И действительно, Яльцев выполнил все наши просьбы самым добросовестным образом, не упустив ни одной мелочи. Лучшего посланца в тыл нельзя было и придумать. Он вернулся через положенные пять дней и рассказывал, как было дело.

Получилось так, что, когда Павел с трепетом душевным после двух месяцев отсутствия поднимался по лестнице к себе домой, его догнал какой-то парнишка, который разыскивал ту же квартиру. Выяснилось, что ему нужен не кто иной, как Яльцев. Это был посланец из военкомата, который тут же на лестнице и вручил Павлу под расписку повестку о явке. Поскольку дело складывалось таким образом, Павел не мог не пойти. В последний день он зашел к военкому и доложил, что является бойцом Краснопресненской дивизии народного ополчения.

- Отставить! - сказал ему военком.- Вы аттестованный морской офицер запаса. Соблаговолите немедленно отправиться во Владивосток для прохождения службы на Тихоокеанском флоте.

- Что ж, по-вашему, я должен пренебречь тем, что записался в ополчение? Да меня там сочтут дезертиром. Я не имею права так поступить...

- А они у вас в дивизии не имеют права держать вас бойцом: ваше звание по армейским меркам соответствует двум шпалам. Вы обязаны служить соответственно своему званию. Так что отправляйтесь во Владивосток, иначе вас действительно сочтут дезертиром.

- Дезертиром на фронт?

Но военком шутки не принял и сказал тоном, не терпящим возражения:

- Завтра в десять ноль-ноль явитесь за проездными документами.