Записки солдата

Кроме интереса к политике, Ивась не забывал и о делах, по самой сути своей аполитичных. В магазинах давно уже не было почти никакой материи, а та, что была, стоила бешеные деньги, и потому проблема одежды для пятнадцатилетнего юноши стояла очень остро. Юхим Мусиевич считал главным украшением человека его духовные качества и не спешил выменивать на хлеб или сало одежду и обувь для сына, который уже чувствовал себя взрослым. На робкие намеки Ивася, что ему хотелось бы носить если не галифе, так хоть обыкновенные, но суконные черные штаны и желтые сапоги с высокими голенищами, отец отвечал обстоятельными речами о пользе бережливости, о том, что необходимо иметь запас хлеба и лучше не выделяться модными нарядами…

Поэтому великой радостью для юного Карабута было приобретение книги с волнующим заглавием «Практик-мыловар», в которой приводились рецепты изготовления домашним способом мыла, юфти, конфет, браги и других нужных в быту вещей.

Ивась сообразил, что, наварив мыла, можно получить много денег и приобрести себе костюм без помощи отца. Разбогатеть и в самом деле было очень легко: мыла в селе не хватало, а нужда в нем всегда велика. Но, к сожалению, планы Ивася остались мечтой: для варки мыла нужен жир, а его у нашего «фабриканта» не было… А стоимость сала, из которого можно варить мыло, превышала стоимость мыла…

Крах идеи мыловарения направил деловую инициативу Ивася в сторону кожевенного дела. Проблема сырья вставала и тут, но была решена быстро и почти гениально. Собаки! Собачьи шкуры! Разводить собак или ловить чужих!

Однако охота на этого зверя оказалась не такой простой штукой, и основное внимание пришлось уделить разведению собак. В ожидании сырья Карабутенко перенес выпуск продукции на 1919 год.

3

Лето 1918 года прошло в Мамаевке, расположенной за 70 верст от уездного и губернского центров, довольно спокойно, в особенности если сравнить с Котивкой, где бывшие крепостные князя Урусова объявили войну Германии и Австро-Венгрии, вследствие чего их село было уничтожено армией оккупантов.

Карательные отряды немцев и гетманцев наведались в Мамаевку только дважды. Первую карательную экспедицию вызвал старый Каленик Шинкаренко, вступивший в «Союз земельных собственников» — кулацкую организацию, основанную открыто контрреволюционной партией кадетов.

— А вы думали, так и пройдет? Минует грабителей божия кара? — неистово обрушивался он на каждого встречного. — Чужую землю отбирать? Вот-вот приедут в Мамаевку наши освободители, я вас накормлю землицей! Так накормлю, что и детям, и внукам закажете на чужую землю зариться!

О приходе «гостей» Карабутам сказал Забулдыга и посоветовал Юхиму Мусиевичу половить с ним карасей на озерах, во множестве разбросанных в пойме. День не слишком подходил для барахтанья в воде — хмурилось и даже накрапывал дождь, — но Ивась, в котором всегда горел охотничий азарт, очень обрадовался, что его взяли носить ведерко с рыбой, и ему даже не пришло в голову удивиться, почему это они отправляются ловить рыбу утром, а не с вечера, как бывало обычно.

Пройдя раз или два неводом, старшие стали, тревожно прислушиваясь, поглядывать в сторону села. Скоро и Ивась перестал интересоваться карасями. Над Мамаевкой в нескольких местах поднялись столбы дыма, едва заметный ветерок относил их в сторону, и вскоре над селом поплыла огромная черная туча, сквозь которую там и сям зловеще проскакивало пламя.

— Жгут!

— Жгут, проклятые!

Все трое рыбаков с ужасом смотрели на пожар, каждый содрогался, когда долетал приглушенный расстоянием выстрел. Ивась без объяснений понял, кто палит, и представил злобные морды гетманцев и презрительно-наглые немцев, грязную брань, угрозы расстрела, едкий дым пожара и заплаканные лица беспомощных женщин и детей.

— Проклятые! — проговорил он с болью.

— Своих надо благодарить… Шинкаренко! Он позвал… — бросил Забулдыга.

А дым валил и валил, поблескивало пламя, страшная туча обволакивала всю Мамаевку.

Поздно вечером рыболовы вернулись домой и, наскоро поделив рыбу, слушали рассказы домашних.

Гетманцы сожгли семь хат, били женщин и детей, но, слава богу, не поймали ни одного из сельских активистов.

Членов «Союза земельных собственников» в Мамаевке было только четверо — кто поумнее из кулаков, те не записывались… Когда на другой день Шинкаренко и еще двое карателей (трое из этих четверых) были неведомо кем убиты, село восприняло это как справедливое возмездие. Четвертый «земельный собственник» — церковный староста Лука Нестерович — остался в живых, и, хотя никто не знал, по чьему приказу убиты трое кулаков, по селу прошел слух, что Луку Нестеровича пожалели, потому что он больно глуп и вступил в «Союз» по глупости, имея «в собственности» купленной (а не полученной в надел) земли всего полторы десятины…