Записки солдата

— Гляди, как бы не довелось тебе пожалеть об этих шутках.

Виктор злобно сверкнул глазами:

— Вы только и берете силой да угрозами! И что вы мне сделаете? Расстреляете? В Чека отведете? Хватит у вас совести отвести в Чека?

— В Чека не поведем, но есть вещи, над которыми смеяться нельзя, — спокойно сказал Хома.

— А где же ваша хваленая свобода совести? — не сдавался Виктор.

— Совесть? Надо иметь совесть, чтобы не смеяться над тем, что для человека свято.

— Да я ничего… — опустил голову Виктор.

Все замолчали. Ивась попросил брошюру домой.

— Вот-вот, — обрадовался Даренко. — Возьми и прочитай! Непременно прочитай.

— Прочитаю, — пообещал Ивась.

Уроки и чтение классиков по гимназической программе почти не оставляли времени для знакомства с политической литературой. К тому же разношерстных книжек на политические темы было великое множество, и, колеблясь, за какую взяться первым делом, Ивась в конце концов не читал почти ничего, ограничиваясь заглавиями и лозунгами на титульных листах, — одни из них призывали «пролетариев всех стран соединяться», другие заверяли, что «в борьбе обретешь ты право свое», третьи утверждали, будто «анархия — мать порядка». Как-то он увидел книжечку Бакунина «Преступление бога» и, хотя считал, что прочесть ее совершенно необходимо, все же так и не прочел. Самому себе он признавался, что причина всему — лень, а другим объяснял, что ему очень некогда. Истина же была в том, что всегда находилось занятие поинтересней, и прежде всего — привычка помечтать. Помечтать о доме или просто понастроить воздушных замков. Над раскрытыми учебниками чудесно мечталось о том, как получить знания без труда, тем более что знания были нужны только для хороших отметок…

Но эту брошюру надо было прочитать.

После ужина он лег и раскрыл книжку. Это было изложение программы РКП(б), написанное рукой талантливого партийного пропагандиста, и Карабутенко, начав читать, уже не мог оторваться.

Мучившие его вопросы разрешались один за другим, ясно, просто, с железной логикой. Увлеченный прочитанным, он лежал, устремив зачарованный взгляд в даль будущего.

Коммунизм!

Как можно стоять в стороне от борьбы за великое грядущее? Человек станет наконец человеком! Не волком, как говорили римляне, не низким существом, помышляющим только о своем желудке, не рабом вещей, не рабом денег, уродующих лучшие человеческие качества. Правда — зачем человеку больше пищи, чем он может съесть? Больше одежды, чем он может износить? Больше денег, чем он может истратить?

И почему человек вынужден трудиться по принуждению, делать не то, к чему он склонен?

Каждому по потребности, от каждого по способностям.

Свободный человек! Свободный от эксплуатации, от материальных забот, от предрассудков.

Общество, где труд не изнуряет, а приносит величайшее удовлетворение! Общество, где люди — братья, где каждый человек — Человек с большой буквы! Общество солнечного счастья!

Карабутенко понял основное: главная цель человечества — коммунизм, остальные проблемы вспомогательные…

Сколько лет он учил историю — древнюю историю, историю средних веков, новую историю, учил исторические факты, а главного — того, что одна социальная формация несет в себе зародыш другой, что одна социальная формация превращается в другую и что социальное развитие неуклонно ведет к коммунистическому обществу, — не знал. Об этом главном молчали и учебники, и преподаватели…

Коммунизм — это счастье человечества, и все надо подчинить достижению этой мечты. А прежде всего необходима диктатура пролетариата, власть рабочих и беднейших крестьян, потому что лишь пролетариат сможет вести народ к коммунизму.

Карабутенко повторял мысленно слова и фразы из брошюры и с удовлетворением думал, как разобьет своих будущих оппонентов.

К Хоме Ивась шел в сильном волнении. Накануне в гимназии состоялось собрание учеников, на котором незнакомый юноша из Екатеринослава рассказывал о задачах Коммунистического союза молодежи и призывал вступать в него. Гимназисты встретили агитатора довольно прохладно, хотя трое старшеклассников — сыновья местных интеллигентов — записались в Союз.

«Запишусь!» — решил Ивась. Он уже готов был поднять руку. Поднять руку и перейти наконец рубеж. Поднять руку и стать свободным, независимым от отца, вступить в ряды борцов за те идеалы, о которых читал в брошюре.

Независимость от родителей! Он вспомнил, как мать плакала летом, когда умерла Лизка. Она всегда плакала как-то особенно, тихо, беззвучно раскрывая рот, и в такие минуты казалась сыну такой беспомощной, такой несчастной, что он готов был пойти на все, только бы успокоить, утешить ее.

И он не поднял руку…

Но если Хома разрешит, он переступит через материнские слезы.

Теперь, в ожидании Хомы, который вернулся лишь поздно вечером, Ивась пытался «просветить» Виктора и восторженно рисовал привлекательную картину коммунистического будущего. Но соответствующей реакции у слушателя не вызвал.

— А у вас в Мамаевке, — ни с того ни с сего спросил Виктор, — бывали случаи, чтобы сосед убивал соседа за межу?