Читаем Записки солдата полностью

- Хорошо, дайте мне обсудить этот вопрос с моим штабом, - увиливал я от прямого ответа, надеясь выиграть время. - Я позвоню вам позднее.

Штаб корпуса подтвердил мои опасения, и я вновь позвонил Андерсону.

- Мы бы хотели помочь вам, - сказал я ему, - но вы просите меня пойти на такой шаг, который я не могу сделать без приказа самого Айка.

К счастью, Эйзенхауэр должен был прибыть в этот день на наш командный пункт. Я рассказал ему о просьбе Андерсона и о мотивах моего отказа.

- Не сдавайте позиций, Брэд, - сказал Айк. - Я сегодня побываю у Андерсона и поддержу вас.

Вопрос о выделении полка Андерсону больше не поднимался, так как 30 апреля Александер пришел к выводу, что Монтгомери бесцельно растрачивал свои силы на сильно заминированных высотах к северу от Анфидавиля, где 8-й армии не удалось прорвать оборону противника.

В это время в штабе 2-го корпуса и его дивизиях еще находилось несколько британских офицеров, прикомандированных ранее в качестве "советников". Когда мы узнали о прекращении наступления Монтгомери в секторе Анфидавиля, я в разговоре с Кином сказал в шутку:

- Давай пошлем радиограмму Монти и спросим его, не хочет ли он получить от нас несколько американских офицеров в качестве советников, которые поучили бы его воинов пустыни, как нужно пробиваться через эти высоты.

Пока Андерсон перегруппировывал свои войска для возобновления наступления на Тунис, 2-й корпус был занят планированием заключительного этапа боевых действий. С потерей высоты 609 и позиций у Джефны противник, находившийся к югу от них, неожиданно для себя оказался в опасном положении. Ему ничего не оставалось делать, как отступать на восток к следующей гряде высот, тянувшейся на север от Чуиги к горному массиву восточнее Матера.

Эта позиция являлась частью горного пояса, прикрывавшего Тунис с запада. Если бы 2-му корпусу удалось прорваться между высотами у Чуиги или Матера, он мог бы смять фланг армии противника, сосредоточенной на рубеже между фронтом 1-й армии Андерсона и Тунисом.

Теперь, после установления контроля над "Долиной-мышеловкой", пришло время бросить в прорыв танки Гармона. Он должен был наступать вдоль реки Эль-Тин и выйти к Матеру, где целая сеть шоссейных дорог вела в тыл противника (схема 11). Как только Гармон преодолеет "Долину-мышеловку", 1-я и 34-я дивизии должны были повернуть на восток, пройти в тылу танков Гармона и наступать в направлении хребта Чуиги. Для захвата прохода Чуиги, через который идет дорога прямо на Тебурбу, всего лишь в 25 километрах от Туниса, я наметил 34-ю дивизию, хотя при этом маршрут ее движения пересекался с маршрутом 1-й дивизии, так как Райдер находился на левом фланге Терри Аллена. 1-я дивизия, однако, была не только истощена в ходе боев за высоты, но к тому времени она понесла сравнительно большие потери, чем другие дивизии. Чтобы упростить ее задачу на завершающем этапе кампании, я отвел 1-й дивизии сектор к северу от прохода Чуиги на левом фланге 34-й дивизии. Она должна была сковывать противника на участке между этим важным проходом и Матером.

2 мая я отдал приказ Эрни Гармону начать наступление и ворваться в Матер. Танки быстро прошли долину и вышли к окраине города. Но когда танки Гармона приблизились к мосту через реку, которая опоясывает Матер, противник взорвал его. Пока саперы Гармона наводили понтонный мост, противник подбросил тяжелую артиллерию, а в воздухе появились немецкие самолеты. Противник проявил крайнюю чувствительность в отношении дальнейшего наступления союзников на этом уязвимом фланге его фронта в Тунисе. Из Матера Гармон мог выйти глубоко в тыл армии Арнима. На следующий день Гармон прорвался через город.

Поскольку войска к этому времени продвинулись далеко вперед от Беджи, я перенес командный пункт корпуса в Сиди-Нсир, под прикрытие высоты 609. Вернувшись из поездки в войска, я обнаружил, что комендант развернул наш штаб в глубоком тылу, замаскировав его в узком ущелье между двумя крутыми высотами. Оттуда имелся только один выход через узкую горловину ущелья, и несколько вражеских бомб могли бы полностью вывести командный пункт из строя.

Комендант имел жалкий вид, когда я вызвал его в свою палатку.

- Перенесите утром командный пункт из этого проклятого ущелья, - сказал я. - Расположите его на открытом склоне высоты в сторону противника. Вы выбрали такое место, как будто мы до смерти боимся, чтобы кто-нибудь не отыскал нас. Ей-богу, я сгорю со стыда, если нас застанут здесь.

На рассвете началась передислокация командного пункта, и к 10 часам утра мы рассредоточились на северо-восточном склоне высоты, обращенном к высоте 609. Эйзенхауэр прибыл в полдень, чтобы позавтракать с нами. Он с одобрением осмотрел местность, где открыто расположился наш командный пункт, как будто бросая вызов авиации противника.

- Брэд, - похлопал он меня по плечу, - я чрезвычайно рад, что вы расположились на открытом месте. Как-то я побывал на командном пункте Фредендолла у Тебессы и обнаружил, что он запрятал свой командный пункт в самое глубокое ущелье, какое только можно себе вообразить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное