Читаем Записки солдата полностью

За последние шесть лет армия Соединенных Штатов не только сильно возмужала, но и ее офицеры стали значительно лучше отдавать себе отчет в том, какая на них лежит ответственность перед миром. Объединенное руководство военными операциями стало общепринятым принципом, и многие разногласия, являющиеся результатом ограниченности взглядов, заставлявшей когда-то нас ставить под сомнение мотивы наших союзников, были полностью преодолены. Если мы всегда будем помнить, что время от времени могут возникать трудности, что они порой затрудняют сотрудничество, тогда мы окажемся лучше подготовленными к тому, чтобы преодолевать эти трудности, не преувеличивая их значения.

Американская армия получила также и политическую закалку, в чем она так остро нуждалась в начале второй мировой войны. Во время войны мы иногда забывали, что войны ведутся для разрешения политических конфликтов, и в период вооруженной борьбы за Европу мы иногда не принимали во внимание политических соображений, имевших огромное значение. Теперь, после нескольких лет холодной войны, мы полностью отдаем себе отчет в том, что нельзя отделять военные усилия от политических целей.

В ходе военных действий выявляются не только способности, но и недостатки отдельных командиров, поэтому было бы легкомысленно с моей стороны утверждать, что каждый тактический маневр во время войны в Европе был блестяще задуман и выполнен. Генералы такие же обыкновенные люди, как и все, и я не знаю ни одного из них, застрахованного от ошибок. Может быть, мы иногда были неблагоразумны и неправильно оценивали обстановку, однако большинство наших действий во время войны в Европе было обоснованно Поэтому мы можем гордиться этой кампанией и теми коллегами, мнение которых мы хотя иногда и оспаривали, но чьи достижения значительно перекрывали их ошибки. Если полководцу приходится командовать армией, то он должен быть готов противостоять тем, кто критикует его метод руководства армией. В демократическом государстве не может быть такого положения, чтобы какой-либо военный герой остался вне критики со стороны общественности, хотя бы только потому, что он выполнял работу, к которой его готовили и за которую он получал жалованье.

Меня предупредили, что критика некоторых действий фельдмаршала виконта Монтгомери, героя Эль-Аламейна, может обидеть английский народ и, таким образом, нанести ущерб общим интересам, связывающим Британию и Соединенные Штаты. Такое предупреждение означает, что его полководческое искусство не может выдержать критики товарища по оружию. Я не согласен с этим. Блестящие достижения Монтгомери в войне против держав оси слишком очевидны, чтобы им могли повредить несколько моих критических замечаний. Те, кто хотел бы заставить нас поддержать миф о непогрешимом генерале, наносят величайший вред Монтгомери.

Военная наука вовсе не является непогрешимой наукой, в ней нет места для абсолютных суждений о том, что правильно и что неправильно. Я выражаю только свое мнение, с ним можно не соглашаться, и, несомненно, найдутся люди, которые не будут соглашаться Если, однако, мы можем извлечь пользу из обмена мнениями по военным вопросам постфактум, тогда уже одна только аргументация, рожденная в споре, будет стоить вызванного им шума.

По этим же соображениям я пытался рассказать о моей длительной совместной работе с Джорджем Паттоном так правдиво и честно, как только мог. Генерал Паттон был одним из моих лучших друзей и первым среди подчиненных мне командиров по безупречному и точному выполнению моих заданий. Он был прекрасным солдатом, которым американский народ может гордиться не только как искусным полководцем, но и как редким и замечательным человеком. Рассказывая о том, что мы пережили вместе, я, может быть, обижу тех, кто предпочитает помнить о Паттоне не как о человеке, а как о монументе в парке. Я же хочу вспомнить о Паттоне как о человеке со всеми его человеческими слабостями и недостатками, - от этого его величие только возрастает.

* * *

Эта книга - рассказ о войне, происходившей шесть лет тому назад, рассказ, на который не повлияло ни время, ни последующие суждения. Я пытался описать события такими, какими они казались нам тогда, не замалчивая ни предрассудков, ни упрямства, ни гордости, ни тщеславия, ни мелкого самолюбия, которыми страдали мы в те дни. Чтобы не поддаться соблазну самооправданий, я сознательно воздержался от чтения других книг о второй мировой войне.

Я начал писать "Записки солдата", по существу, в 1946 г. Тогда я подготовил рукопись примерно в 70 тыс. слов, которая должна была лечь в основу окончательного варианта книги. Весной и летом 1947 г. с помощью моего адъютанта военных лет подполковника Ч. Б. Хансена я написал свои воспоминания о второй мировой войне объемом около миллиона слов. Из личного дневника Хансена, объемом примерно 300 тыс. слов, мы тогда выбрали некоторые детали, диалоги и анекдотические случаи. Первый черновик полной книги содержал примерно 600 тыс. слов. В окончательной редакции от него осталась одна треть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное