Записки солдата

Когда Эйзенхауэр спросил хорошо ли я снаряжен для длительных поездок по фронту, я с горечью подумал о тех 35 килограммах ненужных курток и светлых брюк, которые я взял с собой по совету моих вашингтонских друзей. Мой сверток с постельными принадлежностями — спальный мешок, надувной матрац и непромокаемая накидка «Л. Л. Бин» — остался в порту в Бруклине в ожидании перевозки на каком-нибудь товаро-пассажирском пароходе. Это было последний раз во время войны, когда я расстался со своим постельным свертком.

В первый вечер во время обеда на хорошо охранявшейся вилле Эйзенхауэра около отеля «Сент-Джордж» приятные манеры Эйзенхауэра исчезли, когда он сердито заговорил о критике в США его сделки с Дарланом. Как будто стараясь окончательно убедить самого себя, он горячо и подробно говорил об обстоятельствах, заставивших пойти на эту выгодную сделку с Виши. Убийство Дарлана накануне рождества избавило Эйзенхауэра от хлопот, тем не менее этот вопрос все еще мучил его.

Эйзенхауэр вовсе не совершил ошибку, пойдя на соглашение с Дарланом, — он понимал политическую опасность сделки. Он быстро разобрался в тонкостях своего политического положения в Северной Африке. Перед тем как вступить в переговоры с Дарланом, он обстоятельно взвесил военные выгоды сотрудничества, сравнивая их с риском создать затруднения союзникам. Хотя реакция общественности на сделку была значительно острее, нежели Эйзенхауэр предполагал, он продолжал придерживаться мнения, что этот компромисс был чрезвычайно важен для обеспечения безопасности союзников во время высадки в Северной Африке.

Эйзенхауэр утверждал, что, несмотря на беспринципность и скверную репутацию, Дарлан выполнил свое обещание и передал Французскую Северную Африку в руки союзников. Только приказ Дарлана прекратить огонь положил конец сопротивлению французов вторжению союзников. Именно Дарлан убедил несговорчивого адмирала Пьера Буассона в Дакаре связать свою судьбу с союзниками, обеспечив таким образом для нас базу в Южной Атлантике на территории Французской Западной Африки. Правда, французскому флоту в Тулоне не удалось уйти и присоединиться к союзникам, однако он был затоплен, и немцы не смогли использовать его.

Военная необходимость иногда заставляет нас жертвовать принципами. Сотрудничество с Дарланом вызывало не меньшее отвращение у Эйзенхауэра, чем у его критиков в Соединенных Штатах. Однако Эйзенхауэр утверждал, что он использовал Дарлана не как союзника, а как удобный и полезный для осуществления его планов инструмент.

Два дня я знакомился в штабе Эйзенхауэра в Алжире с дополнительными данными относительно обстановки на фронте. В переполненных импровизированных помещениях штаба союзников британский и американский персонал уже достигли единства, которое можно отнести на счет Эйзенхауэра, настаивавшего на сотрудничестве между союзниками. — Никто не возразит, — объяснил мне один офицер, — если вы захотите обозвать кого-нибудь ублюдком. Но если вы назовете его «английским ублюдком», тогда, сэр, берегитесь!

Приказы Айка были ясны. Склочники, подрывавшие единство, немедленно отсылались в свою страну на обычном судне без охраны.

Создавая общий союзный штаб, Эйзенхауэр организовал объединенные отделы по оперативным вопросам, по разведке и по планированию снабжения. Если отдел возглавлялся британским офицером, его заместителем был американец, и наоборот.

Однако в отношении снабжения и административного обслуживания потребовалось создать параллельные британские и американские органы ввиду особенностей в оснащении и организации обеих армий.

Англичане, работавшие в разведывательном отделе союзного штаба, заткнули за пояс своих американских коллег. В течение многих лет перед войной англичане упорно изучали весь мир, и это дало им преимущества, которые мы никогда не могли себе обеспечить. Американская армия длительное время недооценивала значение разведывательной подготовки. Это вскоре сказалось на руководстве нашими войсками. Готовя офицеров для командных постов, мы на протяжении многих лет не обращали должного внимания на их разведывательную подготовку. Совершенно нереально предполагать, что каждый офицер имеет склонности и способен командовать войсками на поле боя. Многие пригодны только к штабной и разведывательной работе и, безусловно, предпочтут работать по этой специальности всю жизнь. Однако вместо того, чтобы отбирать способных офицеров для разведывательной работы, мы пропускали их через обычные стажировки в войсках, мало используя их природные наклонности. В органы разведки зачастую назначались совершенно неподходящие люди. В некоторых гарнизонах разведывательный отдел стал даже тем местом, куда сплавляли офицеров, не пригодных к строевой службе. Я припоминаю, как я лично старался избавиться от своего поста, когда меня назначили на разведывательную работу. Если бы не исключительно одаренные люди из призванных на военную службу резервистов, заполнивших многие из разведывательных постов во время войны, наша армия остро нуждалась бы в компетентных кадрах офицеров-разведчиков.