Записки солдата

Удар был нанесен изданием приказа, предписывавшего обязательное ношение касок, гамаш и галстуков в районе расположения корпуса. Тыловые подразделения не освобождались от ношения касок, и даже войскам на передовой не разрешалось снимать галстуки. Чтобы провести приказ в жизнь, Паттон установил за нарушение единую систему штрафов: 50 долларов для офицеров и 25 долларов для солдат.

— Удар по карману, — говорил Джордж, — действует вернее всего.

Иногда, чтобы подчеркнуть значение выполнения приказа, Паттон отправлялся сам для задержания нарушителей. Он редко возвращался из дневной поездки без коллекции подшлемников, конфискованных у солдат на фронте.

«Кампания против подшлемников» знаменовала начало царствования Паттона во 2-м корпусе, когда лозунгом стало: «Поплюй и почисти». Каждый раз, когда солдат завязывал галстук, шнуровал гамаши и застегивал тяжелую стальную каску, он волей-неволей вспоминал, что 2-м корпусом командует Паттон, что дни до Кассерина прошли безвозвратно и наступила новая тяжелая эра.

Большинство командиров сделало бы для некоторых лиц послабления в отношении ношения каски, однако для Паттона исключений не существовало. Приказу подчинялись в равной степени сестры, дежурившие в госпитальных палатках, и механики, работавшие в ремонтных мастерских.

Когда тыловики как-то спросили Паттона, должен ли применяться приказ к механикам, работающим на грузовиках, Джордж отрезал:

— Черт возьми, вы правы, разве они не солдаты?

Вторая реформа Паттона коснулась работы штаба 2-го корпуса. Во время боевых действий штабы обычно работают от 12 до 16 часов в день, выкраивая время только для сна и еды. Большинство офицеров штаба каждую ночь засиживалось за полночь, обрабатывая поступившие за день донесения. Поэтому завтрак в штабе обычно начинался в 8 час. 30 мин. утра. Дело в том, что штабным офицерам не было большой необходимости выходить на работу раньше, так как первые донесения с фронта поступали обычно только после 9 часов. Однако эти поздние завтраки в высшей степени раздражали Паттона, который рассматривал их как новое доказательство расхлябанности корпуса. Хорошие солдаты, твердил Паттон, всегда встают до восхода солнца. Через неделю по прибытии в корпус Паттон приказал перенести час завтрака на ранние часы, приурочив его к рассвету, одновременно запретив обслуживать офицеров позднее 6 час. 30 мин. утра.

Сами по себе эти реформы, конечно, были пустяковыми, однако они не замедлили наложить на корпус отпечаток характера Паттона. Хотя реформы и не прибавили Паттону популярности, теперь никто не сомневался, что хозяин в корпусе — Паттон.

Паттон сменил Фредендолла, но я по-прежнему оставался пятым колесом в телеге. Формально я был прикомандирован к корпусу, однако разъезжал по фронту в соответствии с директивой из Алжира. В глазах Паттона это необычное назначение подрывало самые основы командования. Если уж мне суждено находиться в его штабе, рассуждал Паттон, тогда, следовательно, я должен быть в его прямом подчинении.

Джордж не питал ко мне никакой неприязни, однако его беспокоила предоставленная мне независимость в его корпусе.

— Я вовсе не хочу, чтобы эти проклятые шпионы рыскали в моем штабе, свирепо прорычал Паттон заместителю начальника оперативного отдела подполковнику Расселу Акерсу младшему (из Гладстона в штате Виргиния).

Он немедленно схватил трубку и вызвал «Фридом» — кодовое название союзного штаба Эйзенхауэра в Алжире. К телефону подошел генерал Смит.

— Послушайте, Беделл, — закричал Паттон, — я хочу поговорить с вами относительно Брэдли и его работы здесь. Дело в том, что нам до зарезу нужен хороший заместитель командира корпуса. Брэдли мог бы прекрасно подойти для этой работы. Если Айк согласится, я сделаю Брэдли своим заместителем. Он нам поможет, и я хочу, чтобы он работал со мной. Согласны? Если да, поговорите с Айком.

Смит поставил вопрос перед Эйзенхауэром и, когда последний согласился, позвонил мне. Так я стал заместителем командира 2-го корпуса. Это, однако, не означало, что я перестал быть информатором Эйзенхауэра. За неделю до этого в Тебессе Эйзенхауэр заметил, что, может быть, он сделает меня заместителем Паттона для приобретения боевого опыта в кампании в Южном Тунисе. Однако я должен был продолжать мои наблюдения и сообщать прямо в Алжир обо всем, заслуживающем внимания Айка.

После того, как я официально стал работником штаба корпуса Паттон предложил переехать вместе с ним в дом управляющего шахтой, доставшийся по наследству от Фредендолла. До этого я жил в перерывах между поездками на фронт вместе с Хансеном и Бриджем в маленькой комнате на втором этаже грязной гостиницы горнорудной компании.

Как я узнал позднее, мой переезд огорчил офицеров роты «Рейнджере», размещенных в Джебель-Куифе и несших охрану штаба Хансен и Бридж разрешали им пользоваться нашими постелями во время поездок на фронт. Почти сразу же, как только наш джип выезжал из города, трио офицеров спешило в нашу комнату поспать до нашего возвращения в постелях на матрацах.