Записки социальной психопатки

Снова они встретились в больнице, куда Раневскую положили с диабетом. Разговорились, нашли общие интересы и постепенно подружились. Беседовали о музыке, о Пушкине, вспоминали войну. Раневская потом написала: «.Я рассказала ему, как мы с Ахматовой слушали знаменитую «Ленинградку» в Ташкенте, в эвакуации, как дрожали обе, слушая его гениальную музыку. В ней было все: было время наше, время войны, бед, горя. Мы плакали.»

В ноябре 1941 года из осажденного Ленинграда в Ташкент эвакуировалась Анна Ахматова.

Спустя много лет Раневская писала: «В первый раз, придя к ней в Ташкенте, я застала ее сидящей на кровати. В комнате было холодно, на стене следы сырости. Была глубокая осень, от меня пахло вином.

— Я буду вашей madame Lambaille, пока мне не отрубили голову — истоплю вам печку.

— У меня нет дров, — сказала она весело.

— Я их украду.

— Если вам это удастся — будет мило».

Раневская Ахматову обожала. Об их дружбе, расцветшей в этот «ташкентский период», в ее дневниках написано множество страниц. Кажется, ни о чем больше она не готова была говорить так много и с таким воодушевлением. «Я все время о ней думаю, вспоминаю, тоскую. Мы гуляли по Ташкенту всегда без денег. На базаре любовались виноградом, персиками, — писала она после смерти Ахматовой. — Когда мы возвращались домой, по дороге встретили солдат, они пели солдатские песни. Она остановилась, долго смотрела им вслед и сказала: „Как я была бы счастлива, если бы солдаты пели мою песню“».

«Именно в Ташкенте я впервые узнала, что такое палящий жар, древесная тень и звук воды.

А еще я узнала, что такое человеческая доброта», — написала Ахматова в мае 1944 года, вернувшись в Ленинград.

За то время, что они провели в Ташкенте, Фаина Раневская и Анна Ахматова стали очень близкими подругами.

Ахматова делилась с Раневской такими воспоминаниями, о которых не рассказывала больше никому. О том, как жила, кого любила, о чем сожалела. «Проклинаю себя за то, что не записывала за ней все, что от нее слышала, что узнала!» — сокрушалась потом Раневская в своем дневнике.

Они встречались почти каждый день, гуляли по городу. Но спокойно побеседовать им не давали — Раневскую узнавали на улицах, и за ней бежали мальчишки с криками «Муля, не нервируй меня!».

В дневнике она вспоминала, как злилась и ненавидела эту роль: «Я сказала об этом Анне Андреевне. «Сжала руки под темной вуалью» — это тоже мои Мули», — ответила она. Я закричала: «Не кощунствуйте!»

Ахматова полностью доверяла Раневской и отдала ей на хранение толстую папку с бумагами.

«Я была менее „культурной“, чем молодежь сейчас, и не догадалась заглянуть в нее, — вспоминала Раневская. — Потом, когда у Ахматовой арестовали сына второй раз, она сожгла эту папку. Это были, как теперь принято называть, „сожженные стихи“. Видимо, надо было заглянуть и переписать все, но я была, по теперешним понятиям, необразованной“».

Весной 1943 года Раневская вернулась в Москву. Ехать было еще опасно, но она отчаянно нуждалась в деньгах и торопилась найти работу.

В Москве она поступила на работу в Театр драмы (сейчас Театр имени Вл.Маяковского), а вскоре Исидор Анненский пригласил ее на роль матери невесты в фильме «Свадьба» по Чехову. В этом фильме собрался блестящий актерский состав — Зоя Федорова, Эраст Гарин, Михаил Яншин, Сергей Мартинсон, Вера Марецкая, Осип Абдулов и многие другие звезды советского кино.

Снимали картину в большой спешке, чтобы успеть к сорокалетию со дня смерти Чехова. Раневская по этому поводу ехидничала: «У нас же и из годовщины смерти могут сделать праздник». Впрочем, работу над этим фильмом она вообще называла «моя Голгофа!». Снимали его в голодной военной Москве, по ночам, гримировались под зонтиком, потому что с потолка капало. Даже костюмерных не было, и Раневская с Марецкой шли на съемки через полгорода в длинных платьях, «как две сумасшедшие, сбежавшие из прошлого века». К томе же ее раздражала демократичность Анненского, разрешавшего актерам много «отсебятины».

Но несмотря на все это, фильм получился ярким и забавным, и стал одним из немногих фильмов Раневской, которые стоит смотреть не только ради нее одной.

Вскоре после окончания войны Фаина Раневская приехала в Тбилиси, где познакомилась с маршалом Федором Ивановичем Толбухиным.

Это был кадровый военный, бывший еще в царской армии штабс-капитаном, а потом сделавший карьеру уже при советской власти. После Великой Отечественной войны он был главнокомандующим Южной группой войск, на территории Румынии и Болгарии, но потом почему-то впал в немилость и был отправлен командовать не слишком значительным Закавказским военным округом. Там они с Раневской и познакомились.

Они сразу почувствовали очень сильную взаимную симпатию, ну а потом у них нашлось много общих интересов, и приятельские отношения скоро переросли в крепкую дружбу, а может быть и не только. Раневская говорила о нем: «Я никогда не влюблялась в военных, но Федор Иванович был офицер той, старой закалки.»