Записки советского актера

— Точнее будет сказать — по стечению целого ряда причин... Снималась длинная, технически сложная сцена любовного объяснения Коли Лошака и Тони, происходившая на качелях. Мне нужно было выполнить следующее задание: подъехать на лошади, по-особому с нее слезть, ухватившись руками за сук дерева, подойти к качелям, усесться рядом с Тоней, начать объяснение в любви (сцена снималась синхронно), обнять Тоню, получить от нее пощечину, скатиться с качелей и уйти с таким расчетом, чтобы в финале кадра качели, продолжая раскачиваться, подтолкнули бы меня в нужном направлении. Сцена была отрепетирована хорошо, и, установив подсветки, мы приступили к съемке. Но во время съемки над нами появился и стал кружить самолет. Его шум мешал, так что съемку пришлось остановить. Когда самолет удалился, мы начали снимать второй дубль, но в середине съемки в воздухе появились два самолета. Побежали к телефону, пытаясь созвониться с близлежавшим аэродромом. Тем временем на солнце нашло большое облако и исчезло только через полчаса. Пришлось изменить планировку мизансцены и, соответственно этому, композицию кадра, поскольку за это время положение солнца несколько изменилось. Передвинули кадр, наскоро отрепетировали, принялись снимать. Все шло благополучно. Незадолго до конца кадра в аппарате кончилась пленка, дубль оказался неполноценным. Перезарядили аппарат, начали снимать следующий дубль, но вскоре съемка была остановлена звукооператором, который уловил посторонний шум. Шума никто не слышал. Оказывается, над самым микрофоном летал шмель, и его жужжание, произведя непонятный шум в микрофоне, запечатлелось на звуковой пленке. И этот дубль оказался неполноценным. Между тем время приближалось к шести часам вечера, и солнце значительно сместилось. Когда начали снимать следующий дубль, солнце зашло за огромный тополь, образовалась тень. Предложили срубить тополь, но режиссер дал распоряжение набросить на него канат и несколько оттянуть его крону в сторону. Оттянули. Однако нисходящие облака снова окутали солнце . В общем плохая, бессолнечная погода держалась двое суток, и за это время нам так и не удалось снять ни одного полноценного кадра. В кино нет трудных и легких кадров: каждая сцена, каждый кадр труден — будь то общий, будь то средний или крупный план. На съемку каждого кадра приходится затрачивать много сил, воли и творческой инициативы, а подчас и очень много времени! О нашей сегодняшней съемке этого никак нельзя сказать: еще раз повторяю, она прошла вполне успешно.

Был уже седьмой час, за мной пришла машина, чтобы везти в Театр имени Пушкина, где в тот вечер я играл Ивана Грозного в «Великом государе», и я попрощался со своим приятелем, который высказал желание присутствовать на завтрашней съемке, хотя уже и не в столь ранний час, а несколько позже, с полудня.

На следующий день сначала шли съемки монолога Стасова, точнее — тех его отрывков, которые снимались общим планом.

Съемки начались с того момента, когда Стасов уже произносил первые фразы монолога. Меня снимали общим планом, — снимали из глубины зала, так

сказать, через спины и затылки многочисленных посетителей, заполнивших места для публики.

Я стоял, повернувшись лицом к судейскому столу, и, повышая голос, произносил фразу: «А что касается главного, скажу: они были лгуны, есть лгуны и пребудут лгунами...» — после чего должен был перевести взгляд на своих «обвинителей», в частности на композитора и критика Ржевского, на словах: «. как бы они сейчас ни корчились от этих слов!»

Сняли несколько дублей, затем аппарат приблизили ко мне и сняли этот же отрывок крупнее. Режиссер объявил небольшой перерыв, и, воспользовавшись им, я подошел к своему приятелю, с которым еще не встречался в тот день.

— А почему, когда вы обращались к судьям и Ржевскому с гневными словами, их не оказалось на месте? — спросил он.

— В кадре снимался я один, и должен был увидеть их в своем творческом воображении. Сегодня же будут снимать и их, но уже без меня, хотя как бы слушающими мою речь. А на экране, в результате монтажа, у зрителей создастся впечатление, что мы действовали одновременно, видя и слушая друг друга.

— Отсутствие партнера, к которому вы обращаетесь, вам не мешает?

— Снимаясь в кино, актер обязан привыкнуть к таким условиям. Кстати, должен заметить, что именно в силу возможностей режиссерского монтажа, почти неограниченных в кинематографии, существует теория, будто бы искусство кино есть искусство режиссера, или, иначе говоря, чисто режиссерское искусство. Никак не согласен с такой точкой зрения! Искусство кино — прежде всего искусство сценариста, актера и режиссера, плод их совместного равноправного творческого сотрудничества.

Съемки возобновились.

Снимался финал монолога Стасова с той же точки нахождения киноаппарата, то есть со стороны парапета, отделявшего места для публики от возвышенной площадки для судей, истцов и подсудимого.

Мне надлежало произнести заключительную часть монолога: