Записки советского актера

Войдя в вагон со своими товарищами, я привлек к себе внимание пассажиров своим высоким ростом. Группа мужчин, среди которых находились и пожилые рабочие, предложила мне место, потеснилась и, по-видимому, узнав меня, сразу же завязала беседу по вопросам театра и кино.

Один из моих спутников одобрительно сказал несколько слов относительно исполнения мною роли царевича Алексея. Его поддержали остальные.

Когда наша беседа, вращавшаяся вокруг «Петра Первого», приняла несколько благодушный характер, пожилой рабочий с седыми усами, до того не проронивший ни слова, дружески заметил:

— Это верно, что товарищ Черкасов хорошо играет царевича Алексея в кино. Тут нечего спорить... Но вот смотрели мы вас, товарищ Черкасов, в театре в роли самого Петра I. Простите за откровенность — не получилась у вас эта роль. И уж совсем не удалась та сцена, когда вы выходите из кузницы... Смотрел я вас и про себя решил, что вы — и не царь Петр, и уж совсем не кузнец.

Завязалась откровенная беседа, которая прервалась только с приходом поезда в Колпино. Когда мы выходили из вагона, один из пассажиров объяснил мне, что со мной беседовали кузнецы Ижорского завода. И таких бесед в жизни советского актера немало. Можно было бы привести целый ряд примеров справедливой критики простых советских людей, с которыми нам, актерам, приходится повседневно встречаться.

В последнее время, — начиная с сезона 1952 - 1953 годов, — ленинградский Академический театр драмы имени Пушкина систематически проводит встречи актеров со зрителями непосредственно по окончании спектакля.

По воскресеньям, на утренниках, перед их началом, когда зрительный зал понемногу затемняется и затихает, со сцены объявляют о том, что по окончании спектакля состоится его обсуждение:

— Просьба к зрителям — не расходиться. Просьба к желающим — подготовиться. Просьба к выступающим — говорить с места.

Тотчас после конца спектакля на авансцене выстраивается длинный ряд стульев. Актеры, успевшие разгримироваться, первыми занимают места, затем к ним присоединяются их товарищи, игравшие в последней картине и задержавшиеся за кулисами. Тем временем берет слово режиссер. Он вкратце определяет задачи, стоящие перед драматургом и театром, и открывает обмен мнений.

— Ваша фамилия, товарищ? Необходимо для стенограммы. — спрашивают со сцены, когда оратор, закончив речь, садится на место.

И лишь тогда вы замечаете стенографисток: сидя в боковой ложе и опустив свои тетрадки на красный бархатный барьер, они неприметно для зрителей записывают их выступления.

Театр имени Пушкина удачно использовал преимущества воскресных утренников, — наличие некоторого свободного времени после спектакля, — для организации таких бесед со зрителями.

Инициатива театра встречена хорошо. Обсуждения проходят при многолюдной аудитории и отличной ее активности, порою в атмосфере подлинной взволнованности; за час удается выслушать десять-двенадцать зрителей.

Несомненно, что подобного рода обсуждения, проведенные под впечатлением только что сыгранного спектакля, перед лицом актеров и режиссуры, особенно плодотворны и, можно сказать, обоюдно полезны: они не только служат хорошей проверкой работы театра, но и серьезной школой воспитания зрителей.

Как правило, вскоре после обсуждения в театре на имя актеров приходят письма зрителей, не успевших выступить в прениях или пожелавших более систематизированно изложить свои впечатления, — и я позволю себе привести одно из таких писем, связанное с последней по времени моей работой в театре:

«Обсуждение спектакля “Г ражданин Франции”, состоявшееся тотчас по его окончании, не могло, конечно, дать возможность высказаться всем желающим, почему я и хотел бы обратиться к вам с этим письмом, уважаемый товарищ Черкасов.

На мой взгляд, пьеса “Гражданин Франции” — произведение весьма слабое. Основной конфликт разработан настолько бледно и вяло, без естественного, изнутри идущего, нарастания действия, что зритель готов воспринять в качестве финала не действительное окончание пьесы (выступление профессора Дюмона с трибуны международного конгресса борцов за мир), а несколько предшествующих картин. Одно это характеризует рыхлость драматургической композиции. Если прибавить к сказанному, что характеристика большинства действующих лиц разработана совсем слабо (Ирен Дюмон-Тери, член Политбюро французской компартии, ассистенты профессора Дюмона), то остаются всего два действующих лица — профессор Дюмон и особенно сторож института папаша Эмэ, в образы которых автор в какой-то степени вдохнул жизнь.

И если из такой композиционно слабой пьесы театру тем не менее удалось создать временами интересный, а в некоторых сценах даже волнующий спектакль, — то это несомненная творческая победа коллектива, объясняемая не только значительностью животрепещущей темы борьбы за мир, но и мастерством актеров.

Но тут же хочется добавить несколько критических строк о вашей игре, уважаемый товарищ Черкасов.