Записки советского интеллектуала

А этот Юрий Ларин — художник. Пейзажист. Не знаменитый, но все же были персональные выставки, имевшие некоторый успех. И мне, профану, он нравится. И как художник, и также — лично. В этом, признаюсь, есть известный непотизм. Дело в том, что Юра в самом деле мне в какой-то мере «непос» (по-латыни это значит «племянник»). Впрочем, как считать. Помните, у того Юрия Ларина, теоретика партии, «в миру» — Михаила Александровича, была красавица дочь, которая мне по счету родства приходится троюродной сестрой. Юра — ее сын, внук дяди Мики, мой отдаленный племянник. Но считается ли такое родство, если дочь приемная? Вероятно, официально не считается. Однако я чувствую некоторую родственность. Думаю, и он тоже. Трудно сказать, была бы эта родственность, если бы судьба Юры сложилась «нормально», как у большинства людей круга, к которому он принадлежал по рождению. Но близость обусловлена трагедией, о которой я и хочу рассказать, потому что она далеко выходит за рамки семей. Потому что она при всей ее исключительности типична для нашего общества, для нашего времени.

Так вот, у дяди Мики была красавица дочь Анна — Нюся, как ее звали в семье. Она понравилась его товарищу по партии и доброму знакомому и сама полюбила этого друга семьи, несмотря на разницу лет: ему было уже под пятьдесят, а Нюсе — двадцать, он вполне годился ей в отцы. Они поженились. Что же тут такого? Наверное, не было бы ничего особенного, не была бы поломана жизнь нескольких поколений, если бы не был это Николай Иванович Бухарин. Трагедию Бухарина, которого Ленин называл любимцем партии[172] и который через десять с небольшим лет после смерти Ленина был казнен как «враг народа», знают все. А кто знает трагедию семьи?

Наверное, поэтому я и пишу эти строки, как мне ни трудно. Пишу, что знаю, а знаю сравнительно немного. Как-то неудобно специально расспрашивать Нюсю, а рассказы ее были отрывочны. Самого Николая Ивановича я не видел никогда: выйдя из детского возраста, мы с Нюсей редко встречались: после смерти дяди Мики жизнь нас развела надолго.

Очень скоро Нюся стала свидетельницей «падения» и гибели Бухарина, своего мужа, отца своего ребенка. Она была единственным человеком, оставшимся ему близким до конца. Когда разразилась эта трагедия, все друзья-приятели чурались его, как зачумленного. Ворошилов даже написал, чтобы тот не звонил и не писал. Бухарин уничтожил написанное, но неотправленное письмо в ЦК, содержавшее резкую критику политики и практики Сталина. Но прежде чем сжечь, попросил Нюсю выучить это письмо наизусть.

— И потом в тюрьме, в ссылке я без конца, слово в слово, повторяла про себя это письмо, — говорила она мне.

Бухарин оказался дальновиден: через Нюсю письмо дошло-таки до читателей, правда, через десяток лет после смерти его палача.

Как вы уже поняли, Нюсю арестовали. Очень скоро после мужа. Младенца Юру (Нюся назвала сына в честь приемного отца, но не гражданским — «Миша», а партийным его именем) отдали на воспитание дальним родственникам с материнской стороны.

Пытались сфабриковать обвинение, будто Нюся по поручению Бухарина раскалывала комсомол, создавая молодежную организацию правых уклонистов. Но она держалась мужественно, ничего не признала, кроме того, что и вправду любила Бухарина.

— Как же я, молодая девушка, могла не любить, если он был любимцем партии — ведь сам Ленин так говорил, — отвечала она не без иронии.

Не знаю — за упорство или просто «по сложившейся практике», ее держали в особо тяжелых условиях. Она не любила рассказывать, но иногда что-то прорывалось. Так, сидела она, конечно, в одиночке, как особо опасная преступница. Камера была не просто сырая, а заливалась водой настолько, что заключенная едва успевала отчерпывать воду (ведро и тряпку ей, кажется, давали). И все равно к утру вода достигала нар.

— Ну как, княжна, может быть, сознаетесь? — осведомлялся следователь, намекая на сходство ее положения с сюжетом известной картины «Княжна Тараканова»[173]. Между тем молодость, красота, а может быть, и мужество вызывали все же сочувствие. Нет, не у следователя, не у судей — у простых охранников. Когда Нюсю перевозили в зарешеченном транспорте, они старались купить ей какую-нибудь еду, которую можно просунуть через решетку.

Допрашивал ее и сам Берия — на Лубянке, но не в камере, а в своем роскошном кабинете, за роскошно накрытым столом. Припоминал старое знакомство (Нюся с отцом бывали когда-то в Тбилиси), ласково журил, угощал радушно… Тоже не имел успеха.

Так что из всех обвинений осталась только любовь. И за эту любовь Нюся пробыла в тюрьме, лагере, ссылке 17 лет. На процессе она не фигурировала.

В ссылке Нюся вышла замуж, и от этого второго брака у нее еще двое детей. Второй муж рано умер. Я никогда не видел его, и мне о нем не рассказывали.