Записки советского интеллектуала

Через год-другой Шура женился на Фиве Панковой, считавшейся одной из самых хорошеньких девушек нашего курса. Это была очаровательная пара, на которой в те тяжелые времена отдыхал глаз. Все Шурины неприятности как будто отступили на задний план. Оба были совсем юными, когда родился сын Валя. Мальчик рос без тяжелых младенческих болезней и был хорошеньким, в золотисто-белых кудряшках (в мать).

На последних курсах и сложилась тесная дружба между нашими молодыми семьями (мы с Леной поженились в 1940 году). Мы бывали в гостях у них, они — у нас. Очень любили эти маленькие гощенья, беседы вчетвером. Шура был украшением этих бесед. Всегда осведомлен о последних новостях в политике, с мягким юмором рассказывал последние новости — и мы воспринимали эти совсем не веселые, а скорее страшные события через призму наших дружеских встреч. Кругом уже гремела война, но к нашим домам она еще не подошла вплотную. Трое из нас — Фива, Шура и я — заканчивали истфаковскую программу и готовились к государственным экзаменам. А надо было еще и зарабатывать на жизнь. А жизнь уже стала достаточно трудной.

В ту пору уже нелегко было еврею поступить на службу, особенно если он был работником «идеологического фронта», как мы, историки.

Сначала ему повезло: он поступил в историческую редакцию Большой советской энциклопедии, где его ценили. Но вот редакция была разогнана (властям показалось, что в ней слишком много евреев), и Шура лишился работы.

К тому времени он женился вторично на Люсе Скебельской, с которой был знаком с детства, Валя был маленький, и Роза Лазаревна нуждалась в помощи сына. И особенно трудно было мотаться в поисках случайного заработка. Временно преподавал историю в школе. Заработок был чрезвычайно низкий. Можно понять состояние Шуры и то, что временами у него опускались руки, он впадал в отчаяние. Но никогда не жаловался.

Настоящий крах последовал в начале войны. Я уже писал, что война началась раньше, чем мы успели окончить университет. Вскоре после окончания волна эвакуации унесла все семейство Беленьких далеко на Восток — в город Зиму, что возле Иркутска. Там жизнь была еще тяжелее, Шура потом говорил мне, что и в школе ему поначалу было трудно преподавать, и заработок был мал. Но главные неприятности возникли в Шуриной семье, где поначалу отношения казались просто идиллическими. Супруги разошлись, и Шура пошел добровольцем в армию. По окончании войны они вернулись в Москву уже чужими людьми, а жить приходилось все в той же квартире. Можно только вообразить, какова была эта жизнь. Но жалоб я никогда не слышал.

Но вот как будто наконец настали хорошие времена. Шура смог применить свои знания и опыт. Он поступил в Институт востоковедения Академии наук, не смущаясь тем, что пришлось заново разрабатывать тему по истории Индонезии, к чему он в университете не готовился (специализировался по истории Мексики). Защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации и стал одним из ведущих работников института. Директор Института востоковедения, академик Примаков, очень ценил Шуру, в особенности — его способность переключаться на нужную в данный момент тему, не теряя квалификации по широкому кругу проблем, которыми занимался раньше. Шурино трудолюбие и эрудиция вошли в пословицу. Он славился также своим остроумием, помогавшим зачастую разрядить напряженную обстановку в области ведомственных споров. И сам Шура, казалось, забыл о тяжелых переживаниях прошлого. Он радовался своим научным успехам и наступившему наконец относительному материальному благополучию. Теперь он мог, например, без большого напряжения освоить прекрасную большую квартиру, где можно было и принимать друзей, и — главное — спокойно работать.

В воскресные дни мы любили выезжать небольшой компанией за город, устраивать там «завтрак на траве», посещать памятные и просто красивые места.

Притом мы не бросили и увлечения лыжами. Мне особенно запомнились наши лыжные прогулки вдвоем, когда я бывал в санатории Узкое, а Шура приходил туда на лыжах, и мы охотно форсировали даже глубокие овраги.

Но прошлое дало себя знать на склоне наших лет. Казалось бы, беспричинная хандра и дурные предчувствия. Приступы меланхолии становились все чаще и тяжелее. Наверное, один из таких приступов Шура переживал и в старости, когда он почти не покидал уже своей прекрасной квартиры. Семья — Люся, ее дочь Наташа, Наташин муж Кирилл и их дети, Шурины любимые внуки, — нежно относилась к старику и старалась его развлечь. Однажды Шура с Люсей прогуливались в прекрасном районе Черемушек (они жили на улице Вавилова). Вернувшись домой, Люся начала готовить ужин и вдруг услышала глухой удар страшной силы. Шура выбросился из окна.

В России в общем отрицательно относятся к самоубийствам. Похороны Александра Борисовича Беленького были немноголюдны.

Иллюстрации

Родители М. Г. Рабиновича Н. А. Рабинович и Г. И. Рабинович (1906)