Записки советской переводчицы. Три года в Берлинском торгпредстве. 1928–1930

Тогда, в 1926 году, только что приехав из провинции, я совсем плохо представляла себе, что такое Коминтерн. Могу только сказать, что мне от слов Софьи Петровны стало страшно. Агент Коминтерна ездит со мной вот уже месяц, а я этого даже не подозревала. Я припомнила острый, сверлящий взгляд Слуцкого, когда он следил за моими переводами, его постоянные придирки и поправки к неправильно переведенным марксистским терминам. Словом, эту ночь я совсем не могла заснуть. А за утренним кофе я невольно стала приглядываться к Слуцкому и наблюдать за ним.

Высокий, худой еврей лет тридцати пяти. Такой типичный еврей, что дальше идти некуда. Сутулится, близорук, большой свисающий нос, оттопыренные уши, развалистая утиная походка, носками внутрь. Очень осторожен и отчасти даже нерешителен. Любит выпить, но не пьянеет совершенно. Только в известный момент, о котором никто кроме него догадаться не может, срывается с места, уходит в свое купе (если мы в вагоне), или в свой номер (если мы в гостинице) и там засыпает тяжелым мертвым сном. Тогда нужно принимать совсем героические меры, чтобы привести его в сознание. Более крепкий организм Горбачева может вынести гораздо большую дозу алкоголя, и поэтому он презирает Слуцкого именно за эту его невыносливость. Бывали случаи, когда Горбачев приказывал проводникам вылить несколько графинов воды на голову спящего Слуцкого, чтобы привести его в чувство.

С 1921 года он является бессменным генеральным секретарем Международного комитета пропаганды и действия революционных горнорабочих. О работе этого комитета и других таких же комитетов – химиков, кожевников, моряков, текстильщиков, металлистов и прочих – мне придется рассказать в ряде отдельных очерков, так как после поездки с английской делегацией меня «мобилизовали» в комитет горнорабочих, и мне пришлось проработать там переводчицей под начальством того же Слуцкого в течение ряда лет.

Ежегодно, а иногда и два раза в год Слуцкий выезжает за границу, иногда на международные конференции горнорабочих, иногда для поддержания духа горняцких забастовок, а иногда и с другими тайными заданиями. Нечего и говорить о том, что ГПУ любезно предоставляет ему в таких случаях любой паспорт на любое имя. Но часто он ездит и под своей собственной фамилией. Не то в 1929, не то в 1930 году Слуцкий пробрался таким образом в Шотландию, где имеется единственный в Англии красный союз горняков – Scottish Miner’s Union в Абердине, английским секретарем которого является Мурфи. Там Слуцкий выступал на митингах, за что и был из Англии выслан и не как-нибудь, а в результате запроса в парламенте. Теперь въезд в Англию Слуцкому запрещен. О запросе же этом я своими глазами читала в Times. За годы большевизма Слуцкий более четырнадцати раз был за границей. С делегатами он очень быстро сошелся, он вообще добродушен и очень циничен. Особенно дружен он с миссис Честер, делает вид, что за ней ухаживает, а она кокетливо хлопает его концами пальцев по носу и говорит:

– You, old duck![21]

Слуцкий женат, имеет двух детей, но, надо отдать ему справедливость, о семье своей заботится мало. Он вообще бессребреник, очень непрактичен в отношении денег, и у него никогда нет ни рубля за душой. Он весь в авансах и долгах. Когда я с ним ближе познакомилась, он рассказал мне, что родители его были набожные евреи, что он учился в хедере и знает древнееврейский язык. С пятнадцати лет он попал в революционные кружки, стал пропагандистом, сидел в харьковской тюрьме, во время Гражданской войны работал в Киеве в подполье, знаком лично с генеральным секретарем Профинтерна Лозовским, который ему очень протежирует. Слуцкому доверяют и в Коминтерне и в Профинтерне, потому что он выполняет важную для обоих организаций работу по пропаганде среди горняков всех стран мира и потому что его можно послать за границу с уверенностью, что он не украдет денег и вернется обратно. Такие политико-пропагандные посты в СССР, пожалуй, единственные, кроме правительственных, на которых люди держатся так долго, как продержался Слуцкий. И все же, когда я в 1932 году уезжала навсегда за границу, Слуцкий, будучи все еще в Международном комитете, учился в Горном институте (без отрыва от «производства») и хотел стать горным инженером, «так, знаете, на всякий случай!».

Тифлис – Баку

Жизнь делегации текла своим чередом. Почти весь третий день был посвящен турецким баням. Посреди города из земли бьет целебный серный горячий ключ. И тут построены так называемые турецкие бани. В смысле благоустройства и гигиены они оставляют, конечно, желать лучшего, так как мне пришлось опять-таки купаться в одном маленьком бассейне с четырьмя англичанками, но вода действительно превосходна, а банщицы, искусные в нескольких видах массажа – от «пенного» до «каменного» включительно – вызывают у купающихся, особенно у иностранцев, восхищение.