Записки старого хрыча

В начале дурнопамятного 1998 года незадолго до августовского дефолта встретился я в Саратове с одним известным поэтом по его просьбе. Он привел меня в свою маленькую, с единственным окном, квартирку, расположенную на первом этаже в старом обшарпанном доме на Первомайской улице. Домишко производил угнетающее впечатление еще и потому, что рядом располагалось похоронное бюро. И проходя мимо него глаз, невольно натыкался на траурные венки, похоронные ленты и крышки гробов, обитых красной или черной тканью, выставленные в витрине в рекламных целях. Жить по соседству с таким заведением могли только люди с очень крепкими нервами.

Поэт усадил меня в скрипучее, противно продавленное кресло, угостил крепким кофе и завел следующий разговор:

– Понимаешь, старик, я крупными литературными формами никогда не занимался. Максимум – рассказ страниц на десять. А тут такое дело – книга! Страниц на четыреста. И срочно!

– Какая книга? – не понял я, отпивая из чашки кофе и рассматривая убогое убранство кельи поэта.

В комнате из мебели имелись лишь расшатанный письменный стол, два кресла, полупустой книжный шкаф и узкая кровать, застеленная стареньким коричневым покрывалом. На стенах, оклеенных обоями бежевого цвета, висели странные, без рамок картины, изображающие библейские сюжеты, написанные черной тушью на ватмане. На одной из них было изображено, как Каин сцепился с Авелем. Картина отображала начало смертельной схватки. При этом у обоих братьев прорисовывалось совершенно зверское выражение лиц. И не было очевидным, что Каин в ней станет победителем.

– На днях мне позвонил один очень влиятельный человек, просил написать за него книгу. Что – то наподобие мемуаров. О его босоногом детстве, лихой юности, разудалой молодости, авторитетной зрелости. Обещал неплохо заплатить. Короче говоря, мне этим заниматься некогда, я сборник стихов готовлю к изданию, а тебе будет неплохой калым.

Поэт протянул мне листочек бумаги с номером телефона влиятельного человека, мы допили кофе и я ушел.

На следующий день, собравшись с силами, позвонил заказчику:

– Алло, это вам нужно написать книгу?

– А ты кто? – донесся из трубки хриплый тяжелый голос.

Я представился и с минуту выслушал громкое сопение. Потом заказчик недовольным голосом изрек:

– Ладно, подгребай прямо сейчас, – он назвал адрес и отключил трубку телефона.

Я приехал в назначенное место. Это был дорогой ресторан в центре города. После небольшого препирательства с охранником меня пропустили в офис. Кабинет хозяина ресторана поразил меня своим гигантскими размерами и восточной роскошью.

Но еще больше поразил сам хозяин – огромный детина лет тридцати в малиновом пиджаке с золотой цепью толщиной в палец на бизоньей шее. Короткая стрижка, низкий лоб, перебитый нос, шрам на щеке, квадратный непробиваемый подбородок, холодный взгляд серых бесстрашных глаз – верные признаки криминального авторитета тех криминальных лет.

– Ты Черепа знаешь? – спросил он, едва я вошел в его кабинет и остановился у двери, озираясь.

– Нет. А кто это?

– Да так, один пахан с Урала. Я на прошлой неделе со своей братвой у него на заимке оттягивался по полной программе. Да ты не стой как памятник Чернышевскому возле парка «Липки», проходи за стол, пей, ешь, кури. Свежей текилы хочешь?

– Как это – свежей? – я без всякой робости подошел к столу и уселся в огромном кожаном кресле.

– Да только что привезли. Сто бутылок. Параша в натуре! Хуже самогона!

Я не стал спорить или соглашаться. Я знал точно, самым ужасным спиртным напитком является корейская водка «Пьхеньян сул», настоянная на каком – то живительном, но очень дурно пахнущем корне. Этим алкогольным продуктом в советские времена были затоварены все продовольственные магазины Дальнего Востока. И даже закоренелые пьяницы употребляли его с большущим омерзением.

– Короче, – пробасил авторитет, – были мы у Черепа, посмотрели, как живет. Землянка у него двухэтажная в центре Екатеринбурга. Ну, у меня в Саратове не хуже. Тачек навороченных штук десять. И у меня не меньше. Заимка за городом в цвет. С банькой, лесочком и озером. И у меня такая есть на Кумысной Поляне. Братва бодрая. Моя не хуже. Телки с ногами от ушей. Как у меня. Короче, нормально Череп живет, по – людски. Как я. Текилу пьет…

Авторитет вдруг задумался, и на его суровом лице просияла абсолютно детская улыбка, нежная, наивная, как василек на лугу…

– Понимаешь, подлянка конкретная вышла, век воли не видать, когда я от Черепа уезжал, он подошел к книжному шкафу, вынул из него толстую книжку и подарил мне. Вот посмотри.

Авторитет протянул мне через стол увесистый фолиант. На твердой обложке золотой сияли имя и фамилия автора и название книги «Владимир Черепков. Мои хождения по мукам». Я невольно раскрыл книгу и обнаружил дарственную надпись, выполненную черными чернилами и размашистым почерком: «Братану Толяну Сивому от Вавана Черепа на долгую память с пожеланием долгих лет жизни, добра и мира, любви и счастья».