Записки старого козла

сумасшедшая, что с нее возьмешь.

все уже были за дверью, когда я сорвался и ухватил Мэри за руку.

– иди сюда, сука! – прошипел я и втащил ее обратно в комнату.

она не успела опомниться, как я сграбастал ее и придушил мощным поцелуем, одной рукой я коварно пробирался вверх между ее мощных ляжек.

– о, Хэнк, – простонала она, обмякая, я знал, что ей нравится.

– Хэнк, ну, Хэнк, ты же не мог позариться на этот мешок с костями?

я не отвечал, а продолжал свое дело. Мэри бросила сумочку на пол и освободившейся рукой ухватила меня за яйца, но они были пусты, мне нужна была передышка – хотя бы часик или около того.

– я выбросил всю твою одежду в окно, – признался я.

– ЧТО?

мои яйца оказались на свободе, зато ее глаза вылезли из орбит.

– но я все подобрал и принес назад, сейчас я тебе все расскажу.

я плеснул себе винца и продолжил:

– ты же чуть не убила меня.

– как?

– ты что, хочешь сказать, что не помнишь? я присел на стул и показал ей свою макушку.

– ох, бедненький мой! господи, прости меня! она склонилась надо мной и нежно поцеловала

безобразную кровавую коросту, я запустил руки под ее юбку, и мы снова сплелись в объятиях, но мне нужно было еще минут 40-45. а пока мы стояли в центре комнаты посреди бедности и разбитых стаканов, той ночью не было больше ни скандалов, ни бродяг, ни проституток, любовь взяла верх над всеми, и на чистом линолеуме трепетали наши тени.

это было в Новом Орлеане, во Французском квартале, я стоял на тротуаре и наблюдал такую картину: пьяный в жопу парень припал к стене и плакал, а итальяшка спрашивал его: «ты француз?» и пьяный отвечал: «да, я француз!» тогда итальяшка лупил его по морде со всей дури, и пьяная голова билась о стену, и снова итальяшка спрашивал: «ты – француз?», а лягушатник отвечал: «да», тогда макаронник снова бил, приговаривая: «я твой друг, друг, и хочу просто помочь тебе, понимаешь?» француз отвечал, что понимает, а итальяшка продолжал бить, с ними был еще один итальянец, он сидел в машине и брился при свете подвешенного фонарика, выглядело это очень забавно – сидит себе человек в машине, размалевал морду пенкой и бреется длинной опасной бритвой, он не обращал ни малейшего внимания на то, что происходило у стены, просто сидел и брился себе в ночи, так продолжалось до тех пор, пока француз не отвалился от стены и не бросился, спотыкаясь, к машине, он схватился за дверцу и сказал: «помогите!» но тут же получил удар от своего «друга», который продолжал твердить: «я твой друг! пойми же ты – ДРУГ!» француз завалился на машину ц сильно качнул ее. видно, итальяшка, который брился, порезался, потому что он тут же выпрыгнул наружу, на лице его оставалась пена, а в руке – бритва, «ах ты, пиздюк!» – завопил он и стал полосовать бритвой лицо пьяного француза, а когда тот попробовал закрыться руками, итальяшка продолжал полосовать по рукам, приговаривая: «пиздюк сраный! поганая сука!»

так начиналась моя вторая ночь в этом городе, прямо скажем, начиналась хуево. я зашел в первый попавшийся бар и присел за стойку, сидевший неподалеку парень повернулся ко мне и спросил:

– ты француз или итальянец?

– по правде сказать, я родился в Китае, – ответил я. – мой отец был миссионером, его сожрал тигр, когда я был совсем маленьким.

в это время у нас за спиной кто-то заиграл на скрипке, и это спасло меня от дальнейших вопросов, я сосредоточился на своем пиве, но когда музыка смолкла, рядом со мной кто-то присел, теперь уже с другой стороны.

– меня зовут Сандерсон, – заговорил незнакомец. – судя по всему, тебе нужна работа, так?

– мне нужны деньги, а по работе я не скучаю.

– а работать и не надо, будешь вот так же сидеть ночью, только на несколько часов дольше.

– а в чем подвох?

– восемнадцать баксов в неделю, при условии, что не будешь тянуть из кассы.

– а как ты собираешься это контролировать?

– буду платить другому парню восемнадцать, чтобы он присматривал за тобой.

– ты француз? – поинтересовался я.

– Сандерсон – англошотландец. кстати, дальний родственник Уинстона Черчилля.

– то-то я и смотрю – что-то в тебе не так.