Записки старшеклассницы

На лице Геннадия появилось мальчишеское любопытство, он попросил объяснить, что это такое было. Ну, и я рассказала: всех второклассников, которые получали двойки, после уроков товарищи чествовали, приносили им пирожные, на парту ставили цветы — короче, окружали самым теплым вниманием. И почти каждый старался больше двоек не получать, эти почести были хуже наказаний.

Мальчишки заорали, что все это чепуха, а Галка со своей крысиной улыбкой пояснила, что она ни при чем: мол, я настаивала на «реабилитации», вот она и вынуждена пойти мне навстречу.

И вдруг Геннадий спокойно спросил:

— А почему это слово вызывает у вас всех смех? Если человека оскорбили на собрании, то и извиниться надо на собрании. Только мне непонятно, как можно было при вас оскорблять так человека. Почему же раньше никто не вмешался?

Галка позеленела.

— В вопросах чести нет мелочей. Я бы за такие оговоры на первый раз объявил выговор, на второй — гнал из комсомола; глядишь, кое-кто научился бы серьезно к некоторым словам относиться.

Галка вскочила и закричала, что разговоры о чести — гимназические штучки. Сенька предложил ввести дуэль, а Геннадий усмехался с явным удовольствием.

Итог подвел Димка. Он признал правоту Геннадия, но пояснил, что никто никогда Галку не осаживает, потому что давно всерьез к ее словам не относятся. И от имени группы извинился передо мной за недостаток товарищества. Так бы и расцеловала его ушастую физиономию!

А потом Геннадий попросил остаться тех, у кого есть свои идеи внеклассной работы, только не слизанные из газет.

Я даже не представляла, что у нас столько толковых ребят. Решили организовать дежурства старшеклассников в детской комнате милиции, создать в классе «Бюро добрых услуг», выпустить «Полемическую газету».

Рассказала маме, а она назвала нас беспочвенными мечтателями, а Геннадия — современным Маниловым.

Звонил Олег, звал погулять. Я ответила, что у него множество знакомых девочек, которых можно поманить в любую минуту, а я хочу быть только единственной. Он разозлился и предсказал, что с моим характером я останусь старой девой и что мы оба много теряем из-за нелепых отношений.

А кто в них виноват?

Два года назад отец взял нам билеты в театр. И хотя Олег невысокий, но тогда, десятиклассником, он мне понравился, показался ироничным; он сказал, что свое будущее определил, что в наше время преуспевают лишь целенаправленные.

Потом домой меня проводил, но даже не заикнулся, чтобы вновь увидеться, а своей маме он сказал, что я — смешная пигалица.

А в это лето мы были у них на даче. И вдруг Олег точно проснулся. Стал учить меня кататься на велосипеде, прыгнул со второго этажа, когда я съехидничала, что в наше время никто ради «дамы сердца» не совершает безумных поступков, даже читал стихи мне вслух…

Но говорить мне было с ним скучно, хотя все взрослые женщины считают его красавцем. У него греческий нос, черные сросшиеся брови, синие глаза, прекрасный румянец, и вообще он такой ухоженный у своей мамы, как клумба у хорошего садовника. Он посвятил себя генетике, потому что сегодня это модная профессия, и через каждое слово своего профессора поминает, прилип к нему, как клещ, с первого курса и стал «другом дома».

Каждая наша встреча теперь кончается ссорой. Он говорит, что жизнь надо рассчитывать на три шахматных хода вперед, что сегодня быть идеалистом — быть дураком. И в результате этот целеустремленный умник у профессора на побегушках. Носит им картошку с рынка, чинит пылесос, достает редкие книжки, а тот его устроил в реферативный журнал. Олег выступал с докладом в студенческом научном обществе, он уже получает у профессора деньги на кафедре как пол-лаборанта.

Мое возмущение он встречает смехом.

— Путь к науке имеет свою последовательность и свою постепенность. Лучше быть персональным стипендиатом, чем получать гроши на общих основаниях.

Конечно, он много работает, он сверхтрудолюбивый. Когда у него какие-то мыши подохли, чуть с ума не сошел, но зачем пробиваться в жизни такими методами?

По-моему, так могут вести себя только люди, которые в душе знают себе цену, знают, что они менее талантливые, чем другие, а жить хотят с удобствами; вот и крутятся, чтобы «тропочку» в науку протоптать. Но кому нужна такая наука и такие ученые?

Олег только о себе думает, он типичный эгоист. Когда его мать заболела вирусным гриппом, а профессору надо было срочно выбивать ковры, он мать бросил и поехал работать «прислугой». А взрослые его оправдывают, даже мама мне его в пример ставит: он, мол, знает, чего хочет, он многого в жизни добьется, его жена всегда будет вращаться в самом научном обществе. Мама считает, что я не способна на волевое усилие, что я трачу время на чепуху, что из меня ничего толкового в жизни не выйдет и что нет разницы между его отношением с профессором и моим с Мар-Владой.