Записки Степняка

— Ну, продержит он его с год…

— С год…

— А там, глядишь, повел его в Толши 1…

— Монахи тоже! — язвительно воскликнул Андрей Захарыч и, не дав кончить Сигнею, вдруг горячо и часто заговорил: — Вот я и утверждаю-с… ну, пастырь он… Пример ему подобает подавать иль нет-с?.. Печаловаться, так сказать… чтоб души ежели… Потому, как ни говори, христианские они, крещеные… Наблюдение-то за ними {112} надобно-с, за душами-то!.. Ну, а он жеребца теперь… Ты говоришь, вот, — в Толши… Это мне повесть аль тебе там, ну так… Потому мы — миряне…

— Это уж как есть, что миряне, — довольно безучастно отозвался Сигней.

— Да… Ежели молебен, ну, свадьба там — это его… Это ему надлежит… Но не ежели жеребца-с… Потому, что же это такое, скажите на милость? — пастырь и… жеребец!..

Андрей Захарыч окинул Сигнея укоризненным взглядом, после чего тот поспешил ответить:

— Уж это что!.. известно — непорядок… Жеребец — ему холя нужна… Тоже зря-то всякий бы сумел… Купил да и поставил в хлевушок… Нет, а ты его наблюди-и!..

— Наблюди? — неуверенно произнес Андрей Захарыч, по-видимому слегка опешенный неожиданным оборотом разговора.

— А то как же! — как бы увлекаясь, воскликнул мужичок Сигней, — а ты думал, зря как?.. Нет — погодишь!.. С ей, с скотиной-то, тоже надо умеючи…

— Надо умеючи, — как-то тупо подтвердил Чухвостиков, почему-то тоже впадая почти в восторженный тон.

— Ну, а попу с эстим недосуг, священнику то ись, — продолжал Сигней, вот ежели ты, барин, заведешь коня-то — это так, это к делу… Потому человек ты сло-бодный, умственный… порядки знаешь… И по хозяйству все: как напоить, как овса засыпать аль резки… Чего тебе!.. Есть лошадки-то в откорме? — участливо докончил он свою реплику, окидывая заискивающим взглядом Андрея Захарыча.

Михайло подбросил дров на то место, где варилась уха, и костер весело затрещал, вмиг охватываясь сплошным огнем: дрова были очень сухие.

— Есть — трехлеток, — с довольным видом ответил Андрей Захарыч, по-видимому очень польщенный комплиментами Сигнея.

— Вот ишь! — одобрительно заметил Сигней, — битючок?

— Битюк.

— А где купил-то?

— В Мордове.

— Небось уж сам покупал-то, дорого не дал?.. Ишь, {113} барин-то не промах… Не обойдешь его… — снисходительно посмеивался Сигней, весь как бы проникнутый каким-то почтительным уважением к особе «непромаха-барина». Чухвостиков горделиво улыбнулся и важно приподнял брови.

— Недорого, — пренебрежительно проронил он, — семьдесят пять…

— В Толши поведешь?

— Туда.

— Эх, время-то многонько еще, — завздыхал Сигней, — почитай целое лето кормить-то!.. Овса одного, поди, прорва выходит. Уж я это знаю… Знаю я эту канитель-то… Тоже случалось, выкармливали… А овес-то! — три рублика анадысь на базаре…

— Свой у меня, — немного разочарованным тоном ответил Андрей Захарыч.

— Это иное дело!.. Известно, ежели деньги на выручку, продал его по три-то рублика… А уж коли не к спеху… — это ничего… Можно и жеребчиком потравить, можно… Все, глядишь, выручит к осени-то… Рублика два выручит, поди, за четверть-то? — бесхитростно спросил Сигней, и сам же ответил: — Как, поди, не выручить…

— Неужель три рубля овес-то? — совсем уже разочарованно спросил Чухвостиков, с явным признаком душевной истомы в голосе.

— Три рублика, три… Об этом что говорить… Десять с полтинкой, значит, будет, ежели по-старому, — на сигнации… Да-а, дорого-онек!.. Сигней участливо чмокнул губами и, обтерев ложку, отложил ее в сторону.

Появилось другое блюдо — вареная рыба.

Чухвостиков положительно затуманился. Я и забыл сказать, что он был-таки скупенек. Теперь его, по всей вероятности, мучила невозможность продать по хорошей цене те десять-пятнадцать четвертей овса, которые нужно было удержать для жеребца. Впрочем, мужичок Сигней не долго держал его в таком состоянии; задумчиво и печально съев две-три рыбки, он вдруг поднял голову и, с сожалением взглянув на Андрея Захарыча, благодушно произнес:

— Аль уж выручить тебя, барин?.. Уж одно к одному… Господа-то вы хорошие!.. Теперь Миколая Василича вызволил, уж и тебя… Нам бог пошлет… Найпаче {114} по душе старайся… а уж там… (Сигней не договорил, что «там», но с молодецкой пренебрежительностью махнул рукой) куплю я у тебя жеребчика-то, куплю… Хорош барин-то!.. Видно, уж надо ослобонить… Завтра прибегу, посмотрю… Не горюй… Я уж вызволю, не таковский человек… Мы еще, слава богу, покамест бог грехам терпит — в силе…

Андрей Захарыч сразу просветлел и как-то изумительно обрадовался. Я даже удивился этой сильной радости. Верно, ему уж до жадности захотелось тех трех рублей за четверть овса, которые, по словам Сигнея, охотно платят на базаре.

— Бач-к-а! — послышался с хутора грубоватый, немного охрипший голос.

— Митроха-а! — откликнулся Сигней.

— Где ты?

— Подь сюда-а!

— Ты уж, Миколай Василич, дозволь малому ушицы-то похлебать, обратился ко мне Сигней, — тоже сын ведь… Грубоват хошь парень-то, а все сын…

Я, конечно, дозволил "грубоватому парню" похлебать ушицы.