Записки Степняка

Я вполне согласился с ним.

- А уж поналягут в чем - сполняй!.. У тебя, можа, дела - посев там на стороне аль коммерция какая торговая, а ты с бадиком по окнам ступай: десятским аль становому самовары ставь; да эфто еще не беда - хорошему человеку услужить, - мгновенно поправился Василий Мироныч, - мир, мол, порешил - скоряйся!.. То ли вот купецкое дело! - ни тебе мир, ни тебе...

- Да ведь и у них и общество, и выборы, и всё...

- Что обчествo!.. Сравнил... У них так: зах-отел ты там, ну, к примеру, в головы, аль куда, ну обчество... А не захотел - живи себе особняком... Заплатил там, что причитается, и свят... Ни ты кого, ни до тебе никому делов нету... А ведь тут, ты тo подумай, - связа!.. Ты хочешь на гору, а самое это обчество-то тебя за ногу, да за ногу... Никакого антересу нету... Ну, возьми теперь землю. Кабы особняк-то у меня был, что мне?.. В раз бы я ее и навозцем угодовал, земельку-то, и ветелочек бы насадил кое место, а посеял-то бы чем хотел... Ну, а теперь - шалишь! Я вот в позапрошлом году гречишки малость посеял, - так, осьминник, - так что ж ты думаешь, ведь так и сгинула дуром!..

- Вот тебе на! Как же это она сгинула?

- А вот распорядки-то наши мужицкие всё... мир-то эфтот... обчествo-то...

Василий Мироныч даже рассердился.

- Да что же с гречихой-то сделалось? {52}

- Скотина разбила...

- А пастухи-то чего ж глядели?

- А пастухам что?.. Кабы свое, ну - так... Да что пастухи... Их тоже винить нечего... Одно дело - не углядишь, особливо свинью, а другое... Вольно ему, говорят, гречиху сеять, коли во всем клину ее нет... ради его осьминника не проклажаться тут... Что поделаешь-то? - Мир!.. А я еще, признаться, гречишки-то у Чумакова, Праксел Алкидыча, две мерки выпросил на семена... Уж такая-то ядреная была, такая-то ядреная!..

Василий Мироныч легонько вздохнул и опрокинул верх донышком порожний стакан.

- Э-э... ты что же это, любезный?.. Что, Миколай Василич, признаться, распарился - невмоготу...

- Ну вот там, распарился!..

Я опять стал наливать ему.

- Ну что с тобой делать, чай пить - не дрова рубить... Наливай, видно, еще!..

- Вот ты, Василий Мироныч, все толкуешь, что ваш мирской порядок не хорош, особняк лучше, мол... Ну, как же ты тогда хоть со скотиной-то обошелся-бы?

- Это ты насчет чего? Насчет кормов, что ль?..

- Да. Теперь вот гуляет она стадом по всей мирской земле1, ей и способно, а как же она будет вертеться на пяти-то десятинах, на особняке-то?

- Зачем вертеться... Да я у тебя же корма сниму... Были бы деньги, а то кормов хватит... Еще повольней мирских.

- Ну, ты, положим, снимешь, а другой кто? Ему, может, не на что снять-то? Василий Мироныч удивленно взглянул на меня.

- Заработает... запашет там, аль еще чего сработает...

- Заработок на другое нужен... А вот на корма-то нету?..

- А кому какое дело? Наживи... Кто не велит... Я ведь нажил, ну и он наживи...

- А может, у него в башке-то поменьше твоего, - нажить-то?.. Иль счастья ему нет...

Василий Мироныч окончательно рассмеялся.

- И вздумал что, Миколай Василич!.. Ах-ха-ха!.. {53}

Теперь, по-твоему, выходит, ежели, значит, у тебя есть, а у меня нет, так пополам?.. Ах-ха-ха!.. Ну, шутник!.. - Василий Мироныч даже блюдечко с чаем опустил на стол, чтоб не обжечься. - Это, значит, ты будешь спину мозолить, а я спать до отвалу, и чтоб заработок поровну?... Ай да Миколай Василич, ловок...

Василий Мироныч так непринужденно и добродушно смеялся, что и я не утерпел - тоже засмеялся.

- Ну, вы-ы-думал...

- Постой, постой, Василий Мироныч!.. Погоди смеяться... Ты что это так, задаром, с бухта-барахта нищему подаешь? Может, он спит себе, когда ты ему на краюху хлеба-то вырабатываешь, спину мозолишь?

Василий Мироныч сразу перестал смеяться и отвечал мне уж совершенно серьезно:

- Это особь статья... то - старчик, а то...

- А ты ему что за работник, старчику-то?

- Нет, Миколай Василич, ты не туда ведешь... Ежели я старчику подам, это уж все одно, к примеру, как для души... спaсенье и все такое... Тут совсем иное дело... Так сказать надо - божественное... Мы бога помним, и старчику завсегда с нашим удовольствием... Не разорит... Это ты, Миколай Василич, прямо надо сказать, не к делу...

Василий Мироныч принялся допивать отставленное было блюдечко.

- Теперь я землепашество совсем забросить хочу, Миколай Василич, после продолжительного молчания заговорил он, развязывая кумачный шейный платок и осторожно вешая его на спинку стула, - хочу маслобойку завесть, да свиньенок набрать малость, в корм...

- Что ж, дело хорошее; выйдет ли толк-то? Говорят, с маслом плохие дела стали.

- Это верно, что плохие, - равнодушно проронил Василий Мироныч.

- А как плохие, так зачем же заводить? - удивился я.

Василий Мироныч снисходительно усмехнулся.

- Наше дело-то не тo, Миколай Василич!.. Наше дело маленькое... Ну, а маленькое-то, пожалуй, и пойдет себе... {54}

- Мне кажется, все равно: маленькое оно или большое, масло-то не самому есть... продавать надо, а оно вон дешево!..

- Зачем самим есть... Всего не поешь... - добродушно рассмеялся Василий Мироныч.