Записки Степняка

Сегодня первый раз услыхал жаворонка. Быстро слетел он с проталинки и зазвенел серебристыми трелями… Долго, долго провожал я его взглядом. В высоте его крылья пронизало солнце, и они засветились и засверкали мелькающим сверканьем. И когда потонул он в яркой небесной синеве, а жемчужные звуки все-таки достигали до моего слуха, мне показалось — небо пело и кроткая благодать в чудных песнях нисходила на землю… Солнце ласково сияло. Необъятная степь замирала в сладостной дремоте… Сердце мое билось и тосковало.

24 марта. Тепло. С земли подымается пар. В небе вереницами ходят белые облака.

Доктор осмотрел меня и покачал головою.

— Еду, еду, любезнейший эскулап, поберегите ваши упреки…

— Пора, давно пора!.. Есть кашель?

— Кашляю.

— Кровь замечаете?

— Бывает.

— Чувствуете лихорадочное состояние?

— Иногда.

— По ночам потеете?

— Да. {535}

— Гм… Аппетит как?

— Никакого.

— Пора, давно пора уехать!.. К тому же, у вас и нервы шалят… Очевидно, вы рискуете. Зачем эта музыка?

— Ах, эта музыка…

— Положительный вред. Берегитесь. Ступайте в Ментону. Кушайте виноград… А главное — нервы… Вы непременно должны охранять себя от всяких потрясений. Музыка — боже сохрани, любовь — окончательно воспрещается…

— Где уж нам, дуракам, чай пить…

— Окончательно воспрещается. Вести из России — ни под каким видом. Кушайте, скучайте, берегитесь севера — и благо вам будет…

— Ах, как это хорошо сказано, милый доктор! Так никаких вестей из России?

— Ни-ни… Первый вред. Все остальное еще туда сюда, но вести российские… — Доктор многозначительно поднял палец и с суровостью нахмурил брови. — Ни за что не ручаюсь! — мрачно добавил он и уселся за кофе.

Прощай же, читатель! С доктором шутки короткие. Будем надеяться, что встретим друг друга и единодушно проклянем минувшие времена. Если же нет, если в голубой Ментоне окончательно доконают меня "вести из России", — не поминай меня лихом. Вспомни, что я болел твоими болезнями и скорбел твоим горем, и за эту взаимную подъяремность не забудь меня…

Что это, опять музыка? Ах, тетушка, тетушка… Но она не слышит. Она поет дрожащим голосом и напутствует меня любимой своей песнью. О, какая печальная песня! Сердце мое млеет и тоскует, и невольные слезы выступают на глаза. Она поет:

Близка пора разлуки,
Последний близок час,
В страну, где нет печали,
Уходишь ты от нас…
Addio! Addio!..

Март 1882.

Хутор на Грязнуше,

Воронежского уезда. {536}

Обличитель

В один зимний, жгуче-морозный денек был я по делам в своем уездном городке N ***. Между прочими делами мне предстояла покупка многих так называемых «бакалейных» товаров для деревенского обихода. Эти товары я всегда покупывал в лавке купца Максима Назаровича Галдеева, следовательно, и теперь направился туда же.

Лавка у Галдеева была хотя бы и не для нашего плохонького городка. Окна с цельными зеркальными стеклами, изящные, стеклянные же двери, вывеска во всю длину большого двухэтажного дома, на которой ярко горели аршинные золотые буквы, вещающие про "Магазин колониальных и бакалейных товаров 1-й гильдии купца М. Н. Галдеева", — все это резко выделялось из ряда соседних невзрачных лавок, хотя тоже и претендующих на громкое наименование «магазинов». Товар в лавке Галдеева всегда был хороший, отменный, товар от дорогих иностранных вин до чая всевозможных сортов включительно.