Читаем Записки Степной Волчицы полностью

Естественно, он был прав. Никто вокруг не обращал на нас никакого внимания. Более того, неподалеку обнималась какая-то отнюдь не молодая парочка. Если подобные ласки считать прелюдией, что же тогда считать основной частью?! Я боялась даже покоситься в их сторону. Но было очевидно, что и на этих бесстыдных любовников никто не обращает внимания.

— Если люди, которые способны расслабиться, которым хорошо вместе исключительно на публике, — заметил Стива, кивая в сторону парочки. — Разве не было бы жестокостью — лишить их этой последней возможности почувствовать себя любовниками?

Я была так смущена, что просто предпочла промолчать. Говорят, все живые существа распространяют вокруг себя особую ауру. Попадая в ее поле действия, другие существа и организмы реагируют соответственно. Флюиды сопереживания воспринимаются на каком-то сверхпримитивном физиологическом уровне. Кажется, даже проводили такой эксперимент: отрывали мухам лапки вблизи комнатного растения. И что вы думаете — через некоторое время растение стало чахнуть и погибло. Нечто подобное, по рассказам мужа, (правда, на уровне магии и шаманства) было известно еще древним племенам. По весне в садах и на полях устраивались массовые ритуальные совокупления, благодаря которым, как показывал опыт, действительно удавалось многократно повысить урожайность.

Я всё больше утопала в мужском обаянии Стивы. Но, несмотря на его игривость и искрящуюся жизнерадостность, всякий раз внутренне вздрагивала, когда замечала, что в его глазах нет-нет да сквозит та недавняя жутковатая, леденящая душу мрачность.

Да уж… Мне ли было не знать, не понимать, что могло крыться за этой мрачностью! С мужчинами нечто подобное происходит регулярно. Даже с самыми молодыми. Какой-то конфликт между ощущением, что ты призван к великим делам, и ничтожностью, худосочностью повседневности. Достаточно вспомнить метания мужа. Он мучился этим все годы нашей совместной жизни. Это и привело его к такой внезапной и пошлой выходке.

— Кстати, Александра, — вдруг решительно воскликнул Стива, поднимаясь с места, — не пора ли преподать нашей Степной Волчице урок танцев? По-моему, отличная идея — заставить ее именно теперь немного поплясать!

Вокруг стоял адский шум и гам, а скачущий народ, толпившийся на единственном пригодном для танцев пятачке перед баром, оттягивался неистово и безоглядно.

Едва успев одернуть юбку, я почувствовало, что меня тащат в самую гущу. Классическая картинка: так, крепко ухватив за уши, волчицу волокут на псарню. Одной рукой Стива обнимал меня за талию, а другой сжимал мою ладонь. Я принялась совершать некие телодвижения, которые лишь отдаленно могли напоминать танцевальные па; к тому же, никак не могла попасть в сумасшедший ритм. Зато Стива двигался божественно, гармонично — каким-то непостижимым образом не только облагораживая мои жалкие хореографические потуги, но и окружающее нас беснование… Господи, как хорошо мне было!

— Мой профессор любит повторять особо прилежным студентам, которые готовы возомнить о себе, что они гении: «И зайца можно научить играть на барабане!..» — одобрительно кивая, крикнул мне Стива. — А уж плясать Волчицу — и подавно!

Затем начались медленные танцы, и я поняла, что до сих пор еще не знала, что такое по-настоящему хорошо, — так хорошо, что человек в любую секунду готов бухнуться в обморок. К счастью, Стива оказался настоящий джентльмен. Он великодушно давал мне передохнуть, когда, поддерживая меня, провожал в наш уголок, где мы ворковали, как два воробышка. Глупо произносить это слово — особенно, в моем возрасте. Однако если не «влюбленность», что же тогда я чувствовала?

И опять удивительная вещь! Как будто между нами продолжался внутренний диалог, и Стива буквально продолжил мою мысль, которую я еще даже не успела высказать.

— Нам с тобой хорошо вдвоем, верно? — сказал он и улыбнулся одной из самых грустных своих улыбок. — Надеюсь, ты не думаешь, что влюблена в меня? Ничего подобного. Просто так распорядилась судьба: я оказался твоим спасителем и ангелом-хранителем и на неопределенный срок отодвинул все твои ужасные проблемы. Сам не знаю, на сколько. Может, лет на пятьдесят, а может, на недельку-другую…

— Если бы ты знал, — с жаром воскликнула я, — как я ценю, что встретила тебя! Ты и правда, появился как добрый ангел, когда я уже сама за себя не отвечала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза