Читаем Записки Степной Волчицы полностью

— В любом случае, у нас еще есть немного времени. Дождемся Агнии. А пока еще немного побудем существами темными, непосвященными. В общем, безответственными.

— С удовольствием!

Вокруг нас по-прежнему бурлило веселье. В лице Стивы, представшего передо мной в облике молоденькой женщины, я обрела если не саму себя, то милую и желанную сестру и подругу. Мы выпили еще по бокалу-другому шампанского и, взявшись за руки, бросились в самую гущу веселой кутерьмы. Кажется, из нас получилась прекрасная парочка — две сестрицы или подруги, заглянувшие на бал-маскараде в поисках приключений. Не знаю, в чем дело, но, объединившись, мы, без сомнения, стали излучать эротическую энергию самого высокого накала. Мужчины (и не только) так и вились вокруг нас. Как бы не относился ко мне Стива, какой бы глупой и неприспособленной не считал до этого, я была уверена, что отныне моя дружба и преданность по отношению к нему вообще не имеет границ. К тому же, нет-нет, я бросала на него торжествующие улыбки, смысл которых был ему неведом. И у меня могли быть свои маленькие женские тайны и секретные, далеко идущие планы. Мои маленькие коммерческие «махинации». Неужели я лукавила даже перед самой собой, когда еще совсем недавно воображала себя загнанной на край пропасти, — в то время как в глубине души прятала и лелеяла честолюбивые надежды?

Однако сегодня и впрямь была особенная ночь. Я восхищалась и любила моего наряженного девушкой Стиву так страстно, волшебно и бездумно, как маленькая девочка может любить свою роскошную, только что подаренную ей куклу. Я без умолку болтала с ней о самых сокровенных глупостях, и совсем не понарошку слышала ее воображаемые ответы… Да, да, я любила именно той невозможной любовью, какой любят куклу. В такой любви счастливое взаимное обладание рано или поздно должно обернуться роковой развязкой, крушением иллюзии, — в тот самый момент, когда душа замрет перед непреодолимой гранью между воображаемым и реальным мирами… Но пока этого не произошло, я могла наслаждаться лучшей, величайшей из иллюзий.

О, эта кукла очаровывала не только меня! Как две бесшабашные подружки или сестры, впервые вырвавшиеся на просторы светской разнузданности и готовые к любым подвигам, мы забыли обо всем, чему нас учили строгие учителя и дуэньи, и с восторгом повели счет любовным победам. Как будто не знали, и знать не хотели, что бушующая вокруг вакханалия соблазнов и пороков не воображаемая, а самая что ни на есть настоящая. Здесь мужчины флиртовали с женщинами, женщины с мужчинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, — ведать не ведая ни о каких грехах и заповедях. Это было вечное путешествие в запретное, на которое прямо намекали все без исключения поэтические кумиры. Я и Стива охотно давали массу самых фривольных обещаний, назначали кучу свиданий, но и не думали на них идти, а, заманив жертву в свои сети, в самый последний момент исчезали. Перехлестывающее через край ощущение жизни. Странное дело, иногда мне даже чудилось, что в этой девушке есть что-то от Маси, умершей любовницы Агнии. Ни разу в жизни я не испытывала ничего подобного, хотя грезила об этом с тех пор, как заподозрила, что за чистым, рациональным и нравственным мирком, распорядком и правилами которого была обложена, словно ватой, существует безумная, грязная вселенная. Теперь, в огне, в поту, меня носила алчущая толпа, с которой я была единой плотью. Первичной материей. Протоплазмой. Если бы кто-то вдруг шепнул мне, что я когда-то была дочерью, женой, матерью, я бы, наверное, не поверила. Словно после долгих странствий и мытарств отыскав родное пристанище, я была безумной среди безумцев, нищей среди нищих, дебилкой среди дебилов. Да будет так! Зато я ничуть не удивилась, когда какой-то сумасшедший вперемешку с вопиющими пошлостями, пуская слюни, страстно хрипел мне в ухо, что умирает от любви ко мне и заплатит любые деньги, чтобы… Я расхохоталась ему в физиономию. Дорогая победа. Это был тот самый позолоченный козлище, который обругал меня «старой б…» Не прошло и часа! Я запустила руку ему между ног и как следует сжала. Ах ты, козлище! Жалобно и обиженно заблеяв, он пустился наутек. Поделом ему. Мне не терпелось сообщить об этом Стиве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза