Читаем Записки «стрелка» полностью

В час "Ч" я торчала возле театра — билетов, как водится, не было. Нехорошее подозрение, что, кажется, моему везению пришел конец, замаячило в глубинах моего подсознания. Легкая тень паники уже наползала краем на меня, как вдруг из театра вышел молодой мужик и направился ко мне. Выглядел он так, как в те времена выглядели все интеллигентные мужики, имевшие отношение к гуманитарной сфере и следившие за своей внешностью и модой — брюки-клеш из хорошей ткани, облегающаяя рубашка с длинным воротником, заграничный галстук, башмаки на «платформе», длинные вьющиеся волосы и висячие усы в компании длинных бакенбард. Хорошо выглядел, но был мне окончательно и бесповоротно незнаком. Вроде бы прошел мимо меня в театр, и я его спросила о лишнем билете… Кажется, он даже не ответил… А модник, тем временем уже стоял возле меня и протягивал мне контрамарку. Я глупо спросила: "Это мне? " Он без улыбки кивнул и ушел назад в театр. Ошеломленно я последовала туда же. Мне повезло найти свободное место во втором ряду, и рядом было даже еще одно свободное кресло. Меня возмутило это отношение людей, которые имели возможность достать билеты, не пришли, а кто-то так и не попал на вожделенный спектакль.

Я не буду рассказывать о спектакле: все и так знают, что он был хорош. Сегодня другая тема.

Моими соседями оказались люди, выглядевшие, по меньшей мере, странно для Таганки: он был высок, грузен, имел вид то ли завтрестом, то ли профсоюзного деятеля средней руки… Какая-то средняя власть, одним словом. Она была такой, какими были все дамы в той среде: тоже крупная, «в теле», с яркой помадой, красными камнями на пальцах и в ушах, с «халой» из пергидрольных волос на голове и в костюме «джерси», которые стоили дорого и заменяли деньгам вкус.

Зачем они пришли сюда, неясно: было видно, что они томятся и скучают, что им непонятно происходящее на сцене, и что они сидят только потому, что неловко было протискиваться через весь ряд, а потом уходить через весь зал. Они маялись и страшно мешали смотреть — крутились, как дети, меняли то и дело позы, зевали и шумно вздыхали.

После антракта мое место оказалось занято: опоздавшие зрители спустились с галерки на свои законные насесты.

Пришлось мне с толпой таких же бесправных зрителей (которые, на самом-то деле, были главными зрителями Таганки, потому что шли на любые трудности и неудобства ради любимого театра и любимого Любимова) смотреть из конца зала, стоя в проходе между двумя частями бельэтажа. В какой-то момент оказалось, что Летчик-Высоцкий должен был пройти на сцену именно по тому проходу, где стояла я. Вдруг послышался голос: «Товарищи, позвольте пройти» — мы шарахнулись, и Он прошел мимо с гитарой в руках.

Очередь в гардероб я пережидала в фойе, где опять увидела номенклатурную пару. Они рассматривали портреты в компании… Фарады. Тогда он еще не снимался ни в кино, ни на телевидении, и был известен только зрителям Таганки.

Теперь появление «хозяев» на празднике жизни, какими были все спектакли Любимова, разъяснилось. Явно от мужика зависело что-то, что было необходимо Фараде для жизни: может быть, участок для дачи, а может быть говяжья вырезка до конца дней. Неважно, что нужно было достать, платить нужно было все равно, и приглашение в театр, о котором много говорили и, в который невозможно было попасть, было платой за услугу.

Что же это было за время и что это была за страна, в которой артист, художник был поставлен в такие условия, что вынужден был помешать своему зрителю попасть в театр ради машины щебенки или куска копченой колбасы?"

Десять дней, которые никого не потрясли

В Москве проходил какой-то очередной съезд компартии. Какой это был год? 75-76? Ну, что-то в этом роде, не помню точно. А я все еще не видела «Десять дней, которые потрясли мир» на Таганке (в театре, разумеется, а не в одноименном ДОПРе). И мне приспичило именно в те дни ликвидировать этот пробел в образовании.

Толпа у входа в театр поражала любое воображение. Даже я, закаленный «стрелок», и то слегка дрогнула. А главное — непонятно было, по какому поводу столпотворение. Спектакль шел не первый год, был, конечно, дефицитным, но вся Таганка была одним сплошным дефицитом, но подобного я не видела даже на премьерах. Несколько обалдевшая от такого избытка человеческих тел, я попыталась прибегнуть к своей обычной тактике, но безрезультатно — нужно было ходить на крейсерской скорости, а места не было даже, чтобы стоять себе смирнехонько у стеночки в надежде, что удастся вернуться домой более или менее целой. Все-таки такую стеночку я нашла, но толку? Что можно настрелять из укрытия? Это же все-таки не озеро с утками!

Для начала я решила не поддаваться панике и попытаться что-нибудь придумать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор