Записки сумасшедшего следователя

Подозревамый милиционер – кстати, исключительно положительно характеризовавшийся по службе и производивший приятное впечатление – на допросе сообщил, что, догнав нетрезвого гражданина, он вежливо помог ему подняться и бережно проводил до машины. На очной ставке оба ее участника с достоинством повторили свои показания: гражданин – что был побит, милиционер – что пальцем его не трогал, не то что сапогом, а ребра могли сломаться и при падении через поребрик. Таким образом, на одной чаше весов Фемиды оказалось слово потерпевшего, на другой – слово стража порядка, а неустранимые противоречия толкуются в пользу подозреваемого. Однако потерпевший очень вовремя вспомнил, что, когда он лежат на сыром газоне, а его пинали в бок, во двор медленно въехала машина, номер которой он разглядел, и просит установить и вызвать водителя этой автомашины, так как он может пролить свет на происшествие.

Я установила и вызвала водителя, который сообщил, что действительно в тот вечер въезжал во двор нужного нам дома, все видел и может подтвердить факт творившегося беззакония. Слова потерпевшего получили весомую поддержку. Но в этот момент, воспользовавшись моей неопытностью, ко мне в кабинет со скорбным лицом вошел замполит отделения милиции и попросил разрешения ознакомиться с материалами дела, чтобы разобраться во всем внутри отделения и примерно наказать виновных. Будь я поумнее, я бы отправила его к прокурору за разрешением и сняла бы с себя ответственность. Я же развесила уши, считая, что мы все делаем общее дело (как один очень грамотный и порядочный опер, который искренне обратился к бандитскому адвокату со словами: «Ведь у нас с вами одна цель – установить истину», на что адвокат со смехом ответил: «Вот уж нет, у меня как раз противоположная цель!»). Замполит тщательно изучил все материалы и откланялся.

А на следующий день ко мне пришел милиционер с сообщением о том, что в отделение обратился гражданин, который как раз в момент происшествия во дворе выходил из парадной того самого дома и видел, как человек бежал от сотрудников милиции и упал, а они вежливо подняли упавшего гражданина и, поддерживая его под руки, повели к машине, при этом, упаси Боже, никто ему никаких ударов не наносил. Итак, с каждой стороны оказалось по беспристрастному свидетелю, один из которых подтверждал правдивость слов милиционера, другой – потерпевшего. При этом отделение милиции принялось порочить нашего свидетеля. Они успели проверить всю его подноготную и ехидно вопрошали, что он делал ночью в чужом дворе, где не живет никто из его знакомых? Свидетель отвечал, что в этот двор въехал, подвозя голосовавшую женщину. К слову сказать, я лично вместе с представителем противоположной стороны – то есть отделения милиции – провела обход тысячеквартирного дома, но женщину, которую он мог подвозить в этот дом, так и не установила. Что, впрочем, не доказывало, что свидетель врал: мало ли по каким причинам женщина не хотела афишировать свой поздний приезд да еще на частной машине.

Я парировала, что их свидетель тоже не живет в этом доме, а они отвечали, что он был в гостях у брата, который там действительно жил. И все бы ничего, но меня смущала личность свидетеля, найденного милицией, – он был приемщиком посуды в пункте, расположенном на территории отделения. А приемка посуды – это золотое дно, и я не раз убеждалась, что, во-первых, не поступившись некоторыми принципами успешно принимать посуду затруднительно, а во-вторых, без дружбы с территориальной милицией на этом посту не обойтись. После того, как мы провели следственный эксперимент по установлению возможности, лежа на газоне, заметить номер движущейся мимо машины, и результат эксперимента убедительно свидетельствовал, что это не просто возможно, но и очень легко, замполит стал кричать, что наш свидетель нечестный, поскольку он всего-навсего фотограф в Доме культуры, а откуда у простого фотографа деньги на машину?! Тогда я сказала: «Наш-то свидетель – фотограф, а ваш вообще – приемщик посуды», на что замполит запальчиво и с гордостью возразил: «Да, он приемщик посуды, но в отличие от вашего жулика-фотографа, честный приемщик посуды!» После этого в обиход прокуратуры прочно и надолго вошло выражение «честный, как приемщик посуды».