Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг

Пока я отвечала традиционное: «Хорошо» – на все ее вопросы, она умыла меня холодной водой, от чего напряжение спало, и я почувствовала себя гораздо лучше. Потом повела в дом и причесала-переплела косы; напоив калмыцким чаем с ломтем хлеба, достала откуда-то из-под фартука карамельку и сказала затем, где искать сестер.

Поиграв с сестрами во что-то скучное, так и не разжившись фруктами, к обеду я вернулась домой, и мы с Хасеном отправились в сельмаг.

В сельмаге, пока Хасен сдавал стеклянные бутылки, я рассматривала витрину, в которой, рядом с заветревшимся мясом и глыбой маргарина, сверкавшие стразами всех цветов, лежала бижутерия. Огромный выбор – в городе такого не увидеть – скорее всего, объяснялся полным отсутствием спроса на этот товар.

Увлекшись созерцанием стеклянных сокровищ, переливавшихся под лучами летнего туркужинского солнца, я забыла о своем спутнике. Вдруг меня мягко развернули. Несильные влажные руки соединили обе мои ладони и высыпали в них горсть монет. Это были деньги за тару. Не отходя от прилавка, Хасен отдал мне их все. На минуточку, ему было всего двенадцать…

Не знаю слов описать ощущения. Вот просто живешь себе, живешь, и вдруг, нежданно-негаданно, в тебя врывается счастье. Сначала от прикосновения, затем… Я смотрела на целую кучу денег, не веря глазам. Чудеса, конечно, дело будничное.

– Их можно потратить, как хочу?

– Да. Выбирай, я подожду снаружи.

Денег хватало только на одно украшение, но зато самое большое и дорогое. «Оно не самое красивое, конечно, но к маминому кримпленовому платью подойдет только это», – думала я, выходя из сельмага с брошью в виде цветка с желто-коричневыми стразами…

Сейчас стало модным по всякому случаю произносить слова любви и, что скрывать, я тоже этим грешу. Однако я выросла совсем в другой культуре. Никто в Туркужине никогда не говорил, что любит меня – ни старшие, ни братья с сестрами, ни дяди; но рядом с ними я чувствовала себя не просто защищенной – особенной, самой важной, желанной и родной.

Доброту этих людей я впитала, как море впитывает тепло летнего солнца, чтобы даже осенней беззвездной ночью, как можно дольше, противостоять злым ветрам и грядущим морозам…

Что касается броши – возможность порадовать ею маму стала одним из тех подарков судьбы, которые я неизменно получала на протяжении жизни в самые трудные ее моменты…

72

Уже несколько дней Хамид проводил в подвале ревизию – перебирал фрукты-овощи, оставшиеся с прошлого урожая. Сгнившие шли на корм скоту, сохранившиеся в потребном состоянии возвращались обратно в ящики и… не вспомню куда потом – на продажу, наверно.

Ревизия проходила под навесом. Мы с дедом сидели на коричневом дерматиновом сиденье из папиного грузовика. Надвигались сумерки. Бабушка подоила коров, после чего, как обычно, налила мне стакан парного молока. Эту обязательную ежевечернюю пытку я сносила безропотно, опасаясь, что на последнем глотке меня непременно вырвет. Если бы не желание скрыть от ледяной старухи свою слабость я бы именно так и поступила.

После молока мы с дедушкой выдули по одному свежему сырому яйцу, так же услужливо поданные нам Нуржан.

Это вдобавок к тому, что за компанию с дедом, я уже съела одну гнилую прошлогоднюю грушу, что он извлек из подвала…

До сих пор не понимаю почему мы ели гнилые груши – а бабушка регулярно доедала мои огрызки! – когда рядом стояли ящики отличных прошлогодних груш, и в саду зрел новый урожай.

Вопрос риторический, на самом деле. Эти люди знали нужду не понаслышке, пережили голод и смерть близких…

73

С чувством исполненного долга – угодила всем – я ушла в большой дом. Следом пришли остальные. Бабушка, совершив омовение, в ожидании ночной молитвы, взялась было за рукоделие, однако, сражаясь с усталостью и сном, почти не вязала, но постоянно поглядывала то на часы, то на дедушку, примостившего у ее ног на низеньком табурете.

В продолжение ревизии, Хасен принес из подвала неполную корзину кукурузы и поставил возле Хамида; дед вопросительно посмотрел на младшего сына.

– Больше нет, последняя, – ответил тот.

Взяв два початка, Хамид начал старательно тереть их друг о друга, соскребая зерна. Когда из-под рук, со скрюченными от старости и артрита пальцами, в ободранный эмалированный таз звонко посыпались зерна, все оживились.

Я лежала на кровати с зажатой в руке драгоценной брошью. Выплыв из дремы от звона зерен, обнаружила, что голая лампочка под потолком подло светит мне прямо в лицо.

– Они так терпеливы, эти люди. Где они берут силы после долгого летнего дня так деятельно ждать ночной молитвы? Нет, я так жить не смогу, никогда не смогу; и не хочу. Только любить хочу, как бабушка с дедушкой любят друг друга. Все остальное мне здесь не нравится, – сказала я мысленному собеседнику и вновь погрузилась в сон, отмечая, что без дяди Кадыра, кружившего меня и подбрасывавшего под потолок, вечерами скучно: – Ни фруктов, ни Кадыра… и даже если бы он был здесь, а не на заработках, он, наверно, не смог бы уже подбрасывать меня – я стала большой и взрослой… Зачем я только приехала?..

74