Записки Темнейшего

Едва ли этот план заключается в реальной надежде усовестить тирана, да так, чтоб он от власти отказался. Ибо, если такая вероятность существует на уровне хоть чуточку выше статистической погрешности, то какой же я тиран? А если нет, то в чем смысл подставляться под удар беспощадного, но до ситха популярного диктатора? Не понимаю я мотивов подписантов, чей авторитет и рядом с моим не стоял. Мне даже намекать никому не потребовалось, чтобы в отнюдь не провластных СМИ появились пикантные детали биографий малоизвестных участников петиции. С известными и так все ясно. Не все, конечно, но доля тех, кто регулярно в коррупционных скандалах светился, там достаточна, чтоб скомпрометировать весь проект. Ладно, подписанты – идиоты с суицидальными наклонностями. Но я и организатора-кукловода не понимаю. Смысл в чем? В списке нет ни одного персонажа, о ком можно сказать, что власть испугалась сказанной им правды. Если власть их не заметит, это сочтут естественным. Если их все же повяжут, то над ними еще и посмеются. Организатор просто неуемно активный идиот? Дай-то Сила. Но поберечься следует. Поэтому лишний раз демонстрируем уверенность и спокойствие власти.

Например, тем, что мой кортеж в обычное время и по обычному маршруту отправится из Сената в мою резиденцию. И пусть Айсард с коллегами строят страдальческие рожи по поводу грубого нарушения правил императорской безопасности. Нет, вот закончим строительство нового дворцового комплекса. Чтобы и дом, и работа в одном флаконе, тогда – другое дело. А пока ежедневные поездки с работы и на работу пусть будут маленьким шоу для политических гурманов. Да и наличие соседей на Республиканской несколько портит образ отгородившегося от людей тирана.

Кстати о соседях. Госпожа Скайуокер, собственной персоной паркуется.

– Добрый вечер, милая госпожа Падме.

– Добрый вечер, ваше величество.

– Позвольте пригласить вас на чашечку чаю?

– Я, пожалуй, соглашусь, - величаво кивает мне экс-королева.

Только сдается мне, что меня на парковке целенаправленно подкараулили. Ну и ладушки. Не на прием же ко мне даме записываться в конце-то концов. А больше-то ей про мужа своего поговорить не с кем.

В голову я к ней не лезу. Про то, что на семейном фронте у Дарта Вейдера не все гладко, я в курсе. Это еще с учетом того, что я лорда регулярно по командировкам засылаю. Вот и сейчас он с поставками тибанна с перерабатывающих станций Беспина разбирается. Вот жена и воспользовалась моментом переговорить с тем, кто… Да, понимаю, я – последний, с кем Падме готова обсуждать свои семейные неурядицы. Но только когда она попробовала сделать это со своими сенатскими подружками, дело кончилось громогласными заявлениями в либеральной прессе, которая обвиняла лорда в домашнем насилии. Как итог, скандал как с мужем, так и с уже теперь бывшими подруженьками.

Естественно, первая часть разговора – дань традиционным светским темам: моде-погоде и капельку о политике. Но делать вид, что не вижу тревог моей гостьи я не буду. Заговариваю о насущном без лишнего словоблудия, как только этикет позволяет это сделать.

– Как у вас с Энакином?

– Зачем вы настраиваете мужа против меня?

– Отчего вы так решили?

– А кто еще? Когда он приезжает, я же вижу, как он соскучился по мне и детям. А через несколько дней все как-то разлаживается. Я его люблю… А он… Он…

Женщина едва не всхлипывает. Я очень аккуратно воздействую на нее, касаясь измученной души волной тепла и участия. Да-да, я и так умею. Причем практически искренне. А еще я умею дозировать такое воздействие. Это Дарт Вейдер по неопытности пробует гасить семейные конфликты внушением в Силе. Открытый скандал предотвращает, но проблема продолжает гнить глубоко внутри. Не терпит человек такого подавления своей воли. Особенно со стороны близких. Так что те, что обвинял Вейдера в семейном насилии не так уж и не правы. Просто насилие то совсем иного рода. Я же позволяю гостье расслабиться и выпустить наружу слезы. Потом жду, когда она наплачется всласть.

– Любите. Конечно же любите. Только вы, деточка, любите славного, наивного мальчика, смотрящего на вас полными восторга и любви глазами. А мальчик вырос и стал мужчиной. Лордом, который привык, что снизу вверх глядят на него. Вам обоим надо учиться глядеть друг на друга на равных. Разумеется, если ваша любовь стоит таких усилий.

– Вы-то откуда знаете? Вы же не любили никого.

– Конечно же не любил. Только любовь тут и ни при чем. Семья – это прежде всего баланс интересов, привычек, хотелок двух взрослых, состоявшихся людей. Любовь помогает пойти на уступки. Наверное. Потому что политики находят такой баланс без всякой любви, на чистой выгоде.

– Я не хочу, как в политике.

– Чего же вы хотите, деточка?

– Я хочу, чтоб он со мной считался. Чтоб смотрел, как на равную.

– Так встаньте наравне с ним.

– Что значит, наравне?! Я сенатор!

– В переводе на ситхский – балаболка пустобрехливая. Проку – ноль, а на лорда ситхов свысока смотреть пытается.

– Вы хотите…