Записки тюремного инспектора

Это была первая и, вероятно, последняя попытка улицы выразить протест. Отряд ЧК разогнал голодную толпу, а на следующий день в «Известиях» проявились статьи о революционной дисциплине, а комиссары разъясняли, что это еще не голод. Голод будет тогда, когда на кладбище будет очередь. И вот нашелся идейный коммунист, который решился открыто обвинить чекистов в обжорстве в то время, когда в городе стоит стон от голода. Конечно, это мог сделать свой человек - коммунист, с которым считались даже в Чрезвычайке. И нужно сказать правду. Статья эта имела воздействие. С тех пор в Александровской гостинице плакаты уже не выставлялись.

Все же главным лицом в эти кошмарные дни в Чернигове был председатель исполкома, а потом «пятерки», некий Коржиков. Говорили, что он служил почтовым рассыльным при конотопской почтово-телеграфной конторе. Это был первый агитатор и оратор на всех митингах и вдохновитель большевизма. С каждым днем он приобретал все большее значение и в конце концов сделался местным диктатором. Это был зверь, а не человек, призывавший к беспощадному террору. Я видел Коржикова в начале, когда он был комиссаром крестьянских учреждений, и говорил с ним, отстаивая интересы оставшейся первые дни на моем попечении колонии для несовершеннолетних.

Молодой, плотный, среднего роста, широкий в плечах, бритый, тип смельчака - деревенского парня, совершенно неинтеллигентный, простолюдин, он сидел в отдельной комнате за простым канцелярским столом и говорил, не смотря мне в глаза. Коржиков не верил той интеллигенции, которая служила в советских учреждениях, и говорил, что их следует вылавливать и уничтожать. Он так и поступил с А. А. Бакуринским, который служил под его началом в этом учреждении. Как раз в этот день я видел последний раз А. А. Бакуринского. Он служил здесь делопроизводителем. Мы долго ходили с ним по коридору и полушепотом беседовали на текущие темы. «Это змей, переменивший шкуру», - кричал Коржиков на митингах. У него был только один способ расправы - расстрелять. С центральной властью, то есть с Лениным и Троцким, Коржиков считался мало, как не признавал украинского комиссара Раковского.

Мы знали, что на этой почве в губисполкоме были недоразумения. «Вся власть принадлежит народу на местах», - проповедовал он на митингах, и: «Мы выражаем волю народа». Коржиков создавал свой собственный большевизм и выдумывал то, что, вероятно, не приходило в голову Ленину. Он мстил каждому, стоявшему прежде выше него, и призывал к полному уничтожению интеллигенции. «Вся власть простому народу». В этом лозунге состояла особенность философии Коржикова. Он требовал власти не пролетарию, а, именно простому то есть неграмотному, необразованному, некультурному элементу. Коржиков появлялся всюду, где только нужно было проявить власть. Перед ним трепетали все. Он часто посещал тюрьму и присутствовал при выводе арестованных на расстрел. Впоследствии он принимал личное участие в расстрелах и добивал раненых шашкой. Это был злой гений Чернигова. Его речи на митингах были до такой степени страшны по злобе, что не раз в публике раздавались голоса солдат-красноармейцев: «Довольно».

Мы знали, конечно, и других комиссаров, но не можем вспомнить фамилий многих из них. Их можно разделить на три группы. К первой группе мы относим комиссаров наиболее деятельных, людей жестоких, проводивших в жизнь вместе с Чрезвычайкой и Коржиковым красный террор. Это: 1) председатель революционного трибунала Рубан, простолюдин, о котором речь будет впереди; 2) комиссар юстиции еврей-портной Гухман из Стародуба или м. Почепа; 3) комиссар совнархоза еврей Тверской; 4) комиссар труда еврей Стерлин; 5) к этой же категории мы причисляем тюремного комиссара Абрамова, хотя у него и были некоторые особенности, о которых мы упоминали раньше.

Во всяком случае, эта группа лиц со своими прихвостнями из более мелких людей держали власть и дружили между собою. Еврей Тверской был скоро расстрелян большевиками (кажется, в Курске или Туле). Это был аферист и мошенник, который, быстро нажившись, нагло обманывал своих же большевиков и в конце концов попался с поличным. Комиссар Гухман, черный, кудрявый еврейчик в кожаных штанах, засунутых в новые изящные сапоги, и черной косоворотке с поясом, на любой стороне которого всегда висит маленький, в кобуре, револьвер. По наружному виду это типичный еврей-портной из местечка, малоинтеллигентный, тупой и даже как будто мало нахальный.