Записки уголовного барда

– На сегодня – свободен! За книгами будешь приходить с салом!

– У-у-у, крыса ненасытная… – прогудел из-за двери Файзулла. – Пошли ко мне, Александр.

В разгар нашего застолья в дверь резко постучали. Через несколько секунд стук повторился с утроенной силой, и голос из-за двери прокричал:

– Откройте! Сколько раз говорил – не запираться! Файзулла!..

Голос был с явным татарским акцентом, неимоверно громкий и противный.

– Загидов приперся, завклуб, – констатировал Файзулла. – Сейчас начнет гундосить.

– Александр, сиди, не обращай внимания. Он так-то беззлобный – поорет и уйдет, – добавил Мустафа.

Открыли дверь. В комнату впрыгнул среднего роста дедушка, весь в черном, обритый налысо, с фуражкой в руке. Он размахивал ею, помогая себе говорить. Повышая тон, задирал ее над головой. Понижая – опускал ниже пояса.

– Так… Понятно. Конечно же – едят. С завклубом хер поделятся! – то ли серьезно, то ли в шутку начал он, не обращая на меня ни малейшего внимания. – Конечно, Загидов – старый…. Загидову– скоро на волю… Загидов сало не ест… Загидов – татарин. Зачем ему сало!

– Ладно, ладно, Загид-бабай, чего ты разволновался? – хитро похлопал его по плечу Мустафа.

– Файзулла, планшеты для замполита сделал? – перешел на деловой тон Загидов.

– Давно лежат готовые. Никто не приходит забирать.

Не слушая Файзуллу, он пошел вкруговую по комнате,

заглядывая за планшеты, в шкаф, по углам, будто выискивая что-то.

Он отворачивал стоящие вдоль стен рамы, поднимал что-то с пола, заглядывал под тряпки. Причем как-то бессмысленно, автоматически, бросая вещи, лежащие на самом виду – на подоконниках, на верстаке. Даже в стоящее у входа мусорное ведро заглянул так пристально, будто на дне его лежало что-то ценное. При этом приговаривал:

– Конечно, бля… Еще бы, бля… Бардак, бля…

Сделав круг, опять очутился у стола.

– Из какого отряда? – неожиданно спросил он, повернувшись ко мне.

– Как тебе не стыдно, Загид-ата? Не узнаешь самого известного на зоне человека?.. Это Александр Новиков.

Я улыбнулся. Загидов неожиданно тоже. Мы одновременно протянули друг другу руки. Знакомство состоялось.

– Надо было не закрываться тут. Надо было человека ко мне пригласить, – переходя на добрый тон, начал он выговаривать Файзулле. – Мозги от сала совсем заплыли… мылом.

Еще раз протянул мне руку и уже совсем приветливо сказал:

– Очень приятно. Заходи, как будет время. Поговорим о делах наших клубных. В шахматы поиграем. В шахматы хорошо играешь?

– Играл когда-то. Вроде бы неплохо…

– Приходи, я тебя обыграю. Не просто обыграю – разгромлю.

Он потряс фуражкой над головой и выпрыгнул гак же быстро, как и появился.

– Хитрый татарин, – произнес вслед удалившемуся Загидову Мустафа. – Сделал вид, что тебя сразу не узнал. Уже кто-то цинканул, что ты здесь – пришел проверить. Завтра утром Филаретову побежит докладывать. Ему освобождаться скоро, а он все за свое место трясется. Помиловку ждет. Полгода назад написал. Каждый день ждет. Все на домино гадает: скинут – не скинут. Крыша едет потихоньку.

Остаток дня прошел в разговорах о воле. В воспоминаниях и даже в анекдотах. На душе как-то отлегло и посветлело. Это был и вправду настоящий выходной. К вечеру, перед проверкой, я вернулся в барак. О том, что этот выходной – последний, я, конечно, еще не знал.

Вечерняя проверка, как оказалось, во многом отличалась от утренней. Во-первых, народу было в несколько раз больше – почти вся зона. Плац был забит до отказа. Кроме этого, было уже темно и, несмотря на развешанные по углам площади прожекторы, все тонуло в полумраке. Огромная сине-черная масса, состоящая почти из двух тысяч человек, гудела, ходила ходуном и пристукивала каблуками. В конце каждого строя шло движение. Земляки перекрикивались, иногда что-то быстро передавали друг другу. Очень быстро и незаметно. В этом людском месиве, в сумрачном свете вряд ли кого-то можно было распознать. Надвинул на глаза шапку, повыше задрал воротник, и – родная мать не узнает.

Пока ждали начальство, можно было отбежать на несколько минут в сторону, чтобы с кем-то пообщаться. Земляки или друзья иногда не могли неделями увидеть друг друга – работали в разные смены, в разных концах. Кто на бирже сырья, кто на лесозаводе. Поэтому вечерняя проверка была единственной возможностью встретиться. Начальство зорко следило за такими перемещениями и строго наказывало за них. Почему – я узнал чуть позже. А пока толкался в конце строя, подбивая чечетку каблуками кирзовых сапог и пересмеиваясь с окружением.

Вышел ДПНК Панков, Дюжев и все начальники отрядов. Никто не говорил, не командовал – ждали Нижникова. Хозяин задерживался. Проверка затягивалась. Толпа начала шататься и переминаться с ноги на ногу. Паузу прервал Дюжев:

– Та-а-к… Ну-ка, встали как положено! А то распрыгались! Кое-кто у меня на День космонавтики суток на десять «в космос» слетает. Без вывода на работу. У меня тут есть один «гагарин» на примете, хе-хе…

Откуда-то из дальних рядов крикнули буратиньим голосом:

– Да хули Гагарин, гражданин начальник!.. У нас тут своя Терешкова есть!

Плац грохнул от хохота.