Записки уголовного барда

Рассказываю ему про доктора на первом посту. Узнаем, можно ли туда попасть. Оказывается – никак нет. В нашем корпусе есть свой доктор – женщина, говорят, очень даже симпатичная. Иногда бывает с обходом лично.

– Надо ей леща пульнуть да на прием напроситься. Мы для нее – никто, а тебя, может, и вызовет, – рассуждает Андрюха.

– А на что косить?

– Хоть на что, лишь бы вызвала.

Его иногда «подламывает», и он мается своей «колесной» идеей с утра до ночи.

Ждать пришлось недолго. На неделе коридорный возвестил об ее приходе ударами ключа по двери и монотонным: «Врач с обходом! Кто есть больные, подходи…»

Самые больные в любой камере – это старшая семейка и еще кто-нибудь из второй. Остальные – на усмотрение первых. Те, что за шторкой, – здоровы всегда. Оттуда на хворь много не пожалуешься.

К открытой кормушке склоняется женское лицо:

– Больные есть?

– Есть, есть.

Мы с Андрюхой – на корточках перед самой дверью.

– Здравствуйте! Никогда бы не подумал, что в тюрьме такие красивые врачи, – кондово заигрывает он. – Так и хочется песни петь.

– Хватит базлать! Больные, говорю, есть? Вот аспирин, возьмите на всех. И вот еще анальгин.

Она просовывает горсть упаковок.

– Скажите, а на прием к вам можно записаться? – подключаюсь я.

– А чем болен?

– Сплю плохо. Совсем спать не могу.

– Ну и не спи. Кишечные симптомы есть?

Окошко вот-вот захлопнется, и Андрюха идет ва-банк:

– Девушка, колес хоть каких-нибудь упаковочку хотя бы, а то уж очень плохо.

– Кому колес? – Лицо просовывается глубже, глаза шарят по камере и упираются в меня. – Тебе? А дурно не станет?

– Тихо, тихо… Не кричите так на весь коридор, – прикладывает Андрюха палец к губам.

– Ты что, мудак, еще командовать будешь?! – взвивается дама.

В этот момент из-за нашей спины кто-то громко орет:

– Да хуля эту крысу укатывать, ничего она не даст!

– Как не даст? Даст, еще как даст! Начальнику конвоя, а-га-га! – подхватывает другой.

Дверца хлопает нам с Андрюхой прямо по носу. В коридоре женский визг:

– Коридорный! Пиши рапорт, меня здесь обматерили!

В камеру влетают двое дежурных с разъяренной врачихой.

– Который?

– Вот этот! – тычет она мне прямо между глаз.

– Я вообще с вами не разговаривал.

Врачиха переходит на более удобный для нее язык:

– Что ты мне пиздишь, я же видела – это ты!

Поворачивается к дежурному и продолжает орать:

– Этот колес требовал, наркоман ебаный, а этот, – тычет опять мне в лоб, – ругал меня матом! Мудаки!

Через час в кабинете дежурного расписываюсь в постановлении на пять суток карцера и бреду под конвоем в отдельный корпус в дальний конец тюремного двора. На улице трескучий мороз, поэтому предчувствия нехорошие. По пути заходим в баню на шмон. Одежду сдаю. Взамен выдают казенную, карцерную. Вытертое, будто из простынной ткани нижнее белье – «тельник», на три размера меньше нужного, и верхнюю – «шаронку» и «шкеры» – ветхую, штопаную робу. Рукава – по локоть, штаны чуть ниже колен. На ноги – «чуни» – обрезанные по щиколотку вонючие солдатские валенки. Телогрейка, носки, ремень, сигареты в карцер не положены. Напяливаю, будто все это снял с убитого. Старшина оглядывает с головы до заголенных ног:

– Красив до охуения! Вперед.

Глава 19 Карцер

Карцер – вросшее в землю одноэтажное здание.

Караулка и за ней длинный коридор с дверями по обе стороны. Моя камерка под номером 6 – клетушка полтора на полтора. Бетонный выбитый пол, метровой толщины стена, оконце без стекла, с тройной решеткой. Холодный воздух льется из него по стене и застывает ледяной коркой, спадающей почти до пола. Под окном вместо плинтуса тоненькая горячая труба. Унитаз заменяет дырка в углу, ведущая вниз в никуда. Сбоку – пристегнутый к стене окованный железными обручами шконарь. В стене напротив в полуметре от пола – железная пластина – столик. На голом шконаре спать невозможно – ледяные железки врезаются в бока. Матрас и одеяло в карцере тоже не положены, поэтому единственное спальное место – пол. Но как спать, когда ты ростом – два метра, а ширина душегубки – полтора? Без всего и ни на чем. А очень просто: труба – спасение. Скорчившись, поджав колени, спиной – к ней. Голову втянуть в воротник, насколько возможно. Чуни – под голову.

Итак, пять суток пошло.