Записки успешного манагера

Швидко прошел мимо и поинтересовался, почему я такая грустная.

— Да так, настроения нет, — ответила я.

День прошел без особых происшествий.

Дни шестьдесят пятый — шестьдесят девятый

Братца наконец перевели служить в Харьков. Мама с папой поехали в часть, дали взятку командиру и привезли Армена домой на выходные. Командир деньги взял, но предупредил родителей, что впредь, если они желают забирать сына на выходные, то обязаны брать еще троих солдатиков, которым не к кому ехать.

В первый же день братец опустошил холодильник: кроме обеда и ужина, сожрал килограмм вареной колбасы и две коробки конфет, а ночью проснулся и слопал пачку масла с хлебом и палку копченой колбасы. Наутро колбасные огрызки, валявшиеся возле его кровати, доел пудель Майклуша.

Мама ни слова не сказала, отправила папу на рынок, чтобы накормить сына, которого в армии морили голодом. Армен проснулся, пошел на кухню, разрезал батон пополам, щедро намазал его маслом и умял с чаем. Если так пойдет и дальше, мы его не прокормим.

У меня депрессия. Все делаю на автомате. Звонят мимозинские клиенты, я им что-то вру, они снова звонят, я снова вру — и так целый день. Отправила эскизы с прыщавой физиономией Грачу. Грач показал руководству, то чуть не упало в обморок, и на коллективном совете было принято решение вернуть девочку обратно, а портрет Багатского-младшего просто разместить где-нибудь рядом с фотографиями работников завода, например в разделе «О компании». Мишкин начал материться и кричать, что деньги мы им все равно не вернем, поскольку работу уже сделали.

Я умудрилась вместо эскизов, которые сделал Швидко, отправить господину Аббасу фотографию Мимозиной, которую та прислала с весьма утешительной подписью: «Милька, тут очень здорово. Я кайфую». На снимке Мимозина в чем мать родила стоит на фоне заката по колено в воде. Господин Аббас позвонил и сказал, что он все понял и ждет не дождется Елену.

— Так вам понравились эскизы? — не поняла я.

— Эскизы? Да, делайте эскизы, все хорошо.

Пошла к Швидко, поздравила его и сказала, что он может дорабатывать макет.

— С тобой что-то происходит, солнышко? — спросил он.

— Нет, все хорошо, — грустно вздохнула я.

Что я ему отвечу, что я собственными руками разрушила свое счастье? Что я никого никогда не любила так, как его, и безумно хочу выйти за него замуж? Какой это теперь имеет смысл? Мы все сказали друг другу. Ладно, я дура, болтнула лишнего, но он-то выложил то, что думал. Ему не нужна жена. Он свободный человек. Я устраиваю его, пока мы соблюдаем дистанцию, пока я не требую от него большего, чем есть сейчас. Черт бы побрал эту Кошкину, которая испортила мужику всю жизнь. Не женился бы он на ней в свое время, глядишь, и думал бы по-другому. Сегодня в очередной раз отказалась от прогулки в парк, сославшись на головную боль. Та-ак больно любить тебя, Сережа. С подругами не общаюсь. Нана оборвала все телефоны, отвечаю, что занята. Олька звонит каждый день и рассказывает мне о том, как прекрасно трансформироваться в гневных божеств, медитировать и танцевать ритуальные танцы.

Единственное, что продолжает радовать, это мои рассказы в Живом журнале и слова благодарности совершенно незнакомых людей, которые пишут мне, что заряжаются моим оптимизмом. Странно, несмотря на то, что я сейчас чувствую, рассказы у меня по-прежнему веселые. Может быть, таким образом я пытаюсь убежать от реальности, от всего, что происходит сейчас со мной? Стоит сесть за компьютер, вспомнить какую-нибудь смешную ситуацию, и я с головой ухожу в нее, снова и снова переживаю забавные эпизоды своей жизни и на какое-то время, пока я сижу и стучу по клавишам, становится легче и светлее на душе.

День семидесятый

Сегодня уезжают сразу два человека: хозяйка Лесси едет в Киев на встречу со своим немцем, Урсула — обратно в Лондон.

Решили отметить отъезд Урсулы в Айриш-пабе. Надарили ей кучу подарков, она напилась и стала плакать. Сказала, что несмотря на то, что мы живем в такой «факинг кантри», что все здесь дерьмово, мы на редкость милые и добрые люди, каких она никогда и нигде не встречала. На прощание предложила погадать мне на картах Таро. Раскладывала их и так и этак, что-то мычала, потом вскочила со стула, схватилась за голову и убежала в неизвестном направлении. Вернулась через пять минут, прижала меня к груди и заревела.

— Все очень плохо? — насторожилась я.

— Да, очень плохо. Ты будешь жить в этой факинг кантри, — всхлипнула Урсула.

— Это еще не беда, в Уганде люди хуже живут, и ничего, живы, — я попыталась натянуть на лицо жалкое подобие улыбки.

— Это еще не все, — сморкнулась Урсула в платок, размазывая по щекам слезы, — ты скоро выйдешь замуж за этого сэра Гея, или не выйдешь.

— Как это так? — воскликнула я. — Ты толком говори, выйду я или нет.

— Толком не могу, карты так показывают, — сказала Урсула, утирая слезы.