У паломников есть свои приметы. Например, если с горы Моисея после встречи восхода солнца спустишься, ни разу не оступившись, значит, Господь простил тебе все грехи. В противном случае – расслабляться рано. Скажу честно, на обратном пути я два раза чуть не сломал ногу. Но я особенно не расстраивался. Во-первых, даже если мне отпущена половина грехов, это немало. Во-вторых, мне очень нравятся слова Гоголя о том, что нашего русского человека надо благодарить хотя бы за его намерения, потому что у него все равно ничего не получится. А намерения у меня были светлые.
Послесловие
Со времени моего путешествия по Египту прошло несколько месяцев. Впечатления начали бледнеть за ежедневной суетой, которая с удивительным упорством обременяет нас ненужными обязанностями. Устав от суеты, я уехал на Рижское взморье. Один мудрец, не индус, наш, но тоже очень умный, посоветовал мне хотя бы раз в месяц, когда накапливается усталость, проводить один день в полном молчании. Он сказал: «Молчать вообще полезно. Кто знает, молчит, а кто не знает, пускай помалкивает. Причем начинать этот день надо обязательно с восхода солнца. Без молчания новую жизнь начать не удастся. – И добавил: – Кто встает за час до восхода, тому открываются тайные мысли. Кто на восходе, тот успевает сделать многое и никогда не болеет. Кто просыпается час спустя после восхода, тот успевает сделать мало и все время болеет. А кто потягивается в постели до десяти, тому можно уже не вставать».
Я помню, после такого нравоучения я вышел на пустынный осенний юрмальский пляж. Выдохнул накопившуюся суету и не нужные мне обязанности. Их понесло от меня ветром куда-то в море. Дождался первого солнечного лучика. Показалось солнце. Я и раньше, в юности, видел много рассветов. И на Курильских островах, и на Северном морском пути, и на склоне Авачинской сопки на Камчатке, и на лесопилке в дебрях Сихотэ-Алиня во время похмелья. Но теперь, после восхождения на гору Моисея, выползающее из-за сосен солнце было как никогда родным. Оно казалось мне намного ближе, чем раньше. Но – что было особенно приятно – оно тоже узнало меня! И проскользнувшим по нему облачком так по-юношески прикольно подмигнуло мне, как бы напоминая о главном. Чудеса на свете случаются, но над этим надо много работать.
Мечты и планы
Три марки
В детстве, лет до десяти, я копил марки. Марок для моего возраста и того времени у меня было довольно много. Около трехсот. Особенно я любил марки иностранные. В нашей закрытой стране иностранные марки были редкостью. Их отклеивали от конвертов, которые изредка присылали кому-нибудь из-за границы. Конверты опускали в теплую воду или держали над паром, чтобы на марке, не дай Бог, не повредился ни один зубчик.
Однажды я заболел и долго не мог выздороветь. Не помогали даже советские горчичники, которые продирали так, что любой западный гражданин, если бы ему врач прописал эти горчичники, подал в суд и на врача, и на горчичники за попытку возродить инквизицию. Сильных быстродействующих антибиотиков в то время еще не было.
Врачи целым консилиумом уже начинали беспокоиться о моем затянувшемся нездоровье. И тогда, я помню, папа принес мне три марки. Они были маленькие, отпаренные от почтовых открыток. Это были обычные почтовые марки. Но ни у одного из моих друзей в то время таких марок не было. На каждой из них была изображена высокая гора со снежной вершиной, а на ее фоне на одной марке – носорог, на другой – слон, на третьей – зебра. Под картинками на марках латинскими буквами было написано три загадочных слова: Уганда, Кения, Танганьика. Папа показал мне на карте, где находятся эти страны.