Записки 'важняка'

- По ней и пойдете в-о-он до того здания с куполом, над которым развевается наш государственный флаг. Туда и зайдете.

В здание с куполом я вошел с парадного входа и в вестибюле сразу предстал перед проверочным постом. Старший по охране - подполковник вначале углубился в изучение моего пропуска и военного удостоверения, вписал мою фамилию в какой-то журнал и только после этого, возвращая документы, разрешил пройти дальше:

- Вам на третий этаж!

О лифте я почему-то его не спросил и, следуя новому указанию, не спеша поднялся по широкой лестнице, устланной ковром, на третий этиж. Здесь меня остановил новый охранник, на этот раз - лейтенант. О моем появлении он был, как видно, предупрежден, больше никаких проверок не устраивал, лишь произнес:

- Вам левее. Идите прямо вот по этому коридору.

И я покорно проследовал в указанном направлении, бесшумно ступая по мягкой ковровой дорожке, устилавшей начищенный до блеска паркет.

Вскоре я дошел до плотно прикрытой массивной двери с надписью: "Л.М. Каганович", а пройдя еще несколько шагов, увидел дверь с надписью "А.И. Микоян". Однако простое любопытство повело меня дальше, и я прошел до третьей внушительных размеров двери, на которой красовалась всем известная фамилия: "Г.М. Маленков".

Я еще успел подумать: надо же, как меня занесло высоко! Но тут последняя дверь вдруг распахнулась и в коридор прямо на меня вышел какой-то полковник.

- Вы Громов? Я начальник охраны товарища Микояна и заказывал вам пропуск. А кабинет Микояна вы уже прошли.

Мы возвратились к предыдущей двери, легким нажимом полковник ее открыл, и мы оказались в приемной Микояна.

Секретарь сразу поднялся нам навстречу, пожал мне руку и произнес:

- Подождите еще несколько минут, и Анастас Иванович вас примет. Пока можете посидеть вот здесь... - Он вывел меня в коридор, показал на небольшую дверь, которую я до того не заметил, и оставил одного в большой, просторной комнате, предназначенной, судя по всему, для совещаний.

Однообразие этого помещения нарушал лишь небольшой столик со свежими журналами и газетами. К нему я и подсел.

Долго ждать мне не пришлось. Скоро из приемной меня громко позвал секретарь:

- Можете заходить. Он вас ждет.

Напольные часы в этот момент отчетливо отсчитали двенадцать ударов.

Меня крайне удивило, что Анастас Иванович поднялся со своего кресла из-за стола, вышел мне навстречу и, поздоровавшись за руку, тут же предложил присесть за приставной столик. И только после этого он вновь занял свое место за большим письменным столом. Потом он бросил пытливый взгляд на меня, словно решив повторно меня разглядеть, и ровным голосом, с небольшим акцентом, произнес:

- Выкладывайте, с чем пожаловали.

Держался он просто, с располагающим к нему доверием.

Вспомнив о совете генерала Красникова - не тушеваться, - я довольно обстоятельно изложил суть порученной мне проверки по материалам архивно-следственного дела и даже зачитал выписки из протоколов допроса Беленького о его посещениях в дореволюционное время марксистского кружка в нефтяном районе Баку, где он видел Микояна.

Все это Микоян внимательно выслушал и произнес:

- Фамилию Беленький не припоминаю. А марксистский кружок в те годы там действительно был.

Потом Микоян поинтересовался:

- Его фотография сохранилась?

Эту фотографию из уголовно-архивного дела я прихватил с собой и предъявил.

Микоян с минуту повертел ее в руках, пристально вглядываясь, и с сожалением возвратил:

- Здесь запечатлен уже не юноша, а взрослый мужчина. Очевидно, он был заснят уже в наше время и, скорее всего, после ареста.

Но, сказав это, Микоян вдруг попросил эту карточку снова и неожиданно произнес:

- А знаете, я, кажется, его узнал - вот по этому шраму на левой щеке. Тогда он действительно был курсантом. Даже припоминаю, что у него были какие-то родственники в городе Астара, на границе с Ираном. Он как-то для них отвез какую-то марксистскую литературу, по-моему, несколько популярных брошюр.

Помолчав, как бы продолжая вдумываться в прошлое, Микоян добавил:

- Я тогда обратил на него внимание, потому что он, хотя и назвался русским, но, как многие из местных бакинцев, довольно сносно говорил по-азербайджанс ки и понимал по-армянски.

- А он не мог быть мусаватистом? - спросил я.

Микоян отрицательно покачал головой и с еле приметной усмешкой заверил:

- Исключено! Русским к ярым азербайджанским националистам-мусаватистам дороги не было.

- Вам приходилось с ним о чем-либо разговаривать?

- Не припоминаю... - Микоян развел руками.

После этих слов я понял, что, по-видимому, о Беленьком больше не услышу ничего, и, решив приступить к самому главному, не без некоторой робости спросил:

- Вы разрешите все как есть записать в вашем присутствии?

- Конечно! - Микоян ответил коротко и ясно.

Я извлек чистый лист бумаги и принялся излагать содержание нашей беседы. Потом Микоян быстро все перечел без всяких замечаний, взял со стола ручку и четким почерком написал под текстом: "Записано с моих слов верно".

Ниже поставил дату и расписался, не забыв указать свое должностное положение и воинское звание.