Хотя не понимать значения опознаний и очных ставок Тимофеев и его адвокат, конечно, не могли.
Несмотря на все это, я предполагал, что мы не располагаем всеми эпизодами преступной деятельности Тимофеева.
И тогда мы опубликовали в нескольких газетах сообщение об аресте в Москве «Джека-потрошителя» и фотографию Тимофеева. От своего имени я обратился к читателям с просьбой, если кому-то о нем что-то известно, сообщить мне по указанному адресу и телефону.
Я не ошибся.
Первой пришла в прокуратуру Союза гражданка Колоскова, 24 лет.
Она рассказала, что Тимофеев выследил ее 4 июля 1990 года, примерно в 22 часа 30 минут. В тот день она вышла из троллейбуса и направилась к дому. Тимофеев ее догнал и приставил нож к шее. Все произошло в считанные секунды, но Колосковой удалось вывернуться, и она бросилась бежать к троллейбусной остановке, чего напавший явно не ожидал.
Колоскова возвращалась с концерта и была в нарядном платье, с золотыми украшениями, поэтому она решила, что это был обыкновенный грабитель.
У меня на допросе Колоскова припомнила, что ее сосед по дому — Кульков с балкона случайно увидел, как Тимофеев на нее напал. Он бросился ей на помощь, но, выбежав на улицу, уже никого у дома не обнаружил.
Такой свидетель — сущая находка. На другой день ко мне пришла еще одна жертва маньяка. Двадцатишестилетнюю Скворцову Тимофеев пытался затащить в темную подворотню, но неудачно: Скворцова стала звать на помощь какого-то Володю. Тимофеев, испугавшись, бросился бежать, правда, все-таки успел слегка полоснуть ей ножом по животу. Надо сказать, что никакого Володи поблизости не было, просто Скворцова знала, что парень с таким именем по вечерам иногда прогуливал свою собаку.
А через день пришла и очередная жертва. Опять на улице Костякова около 24 часов ночи Тимофеев выследил гражданку Черноусову, 39 лет; приставив к ее груди нож, он попытался оттеснить ее в темноту, но в тот момент вдалеке появились какие-то люди. Это спасло Черноусову. Она отделалась незначительным порезом кисти правой руки.
Было еще два звонка, но эти женщины категорически отказались прийти лично — боялись мести преступника. Уговорить их я не смог.
На очных ставках Тимофеев все отрицал, доходил до ругани, но в конце концов был вынужден кое-что признать. Он выдвинул версию о том, будто на него иногда «находило» и он, потеряв контроль над собой, совершал поступки, о которых позже ничего не помнил. Экспертиза признала Тимофеева вменяемым и полностью ответственным за свои действия. Косвенным доказательством виновности Тимофеева послужило и то, что в Москве, после его ареста, ни одного случая нападений на женщин с целью их изнасилования и убийства больше не было.
Во время слушания дела в Московском городском суде Тимофеев то все отрицал, то умышленно путал.
Показания в суде потерпевших и свидетелей Тимофеев отвергал, говорил, что они сговорились против него по наущению прокуратуры и милиции.
В конечном итоге Тимофеев был признан виновным в совершенных преступлениях и осужден к высшей мере наказания — расстрелу. Однако кассационная инстанция эту меру наказания снизила до 15 лет лишения свободы со строгой изоляцией.
Рискованное решение
В последние годы войны — 1944-1945-й — я пришел на работу в сухумский гарнизон Абхазии, что повлекло выполнение новых функций: надзор за следствием в органах контрразведки и милиции, дача санкций на аресты по их делам и даже выступление в качестве государственного обвинителя во время слушания дел в военном трибунале. Это не снимало с меня обязанности вести уголовные дела на дезертиров, военнослужащих, уличенных в хищениях, злоупотреблении своим служебным положением и в совершении иных воинских преступлений. И хотя в военной прокуратуре Закавказского фронта я был самым молодым военным прокурором, со всеми обязанностями справлялся неплохо. И совершенно не предполагал, что могу потерять все.
Но по порядку. Однажды, ранней весной 1944 года, к нам в военную прокуратуру зашел офицер из местной воинской части и сообщил, что на базаре видел, как муж заведующей нашим военным подсобным хозяйством с автомашины бойко распродавал по спекулятивным ценам свежие помидоры, те самые, что подлежали безвозмездной передаче в столовую Сухумского военторга, где питались эвакуированные семьи находившихся на фронте. Я тут же распорядился, чтобы на городской базар для проверки выехал один из моих следователей.
Торговец помидорами был пойман, как говорится, на месте преступления, а в доме заведующей подсобным хозяйством, по фамилии Кварацхелия, был произведен обыск и обнаружено свыше 20 тысяч рублей, что по тем временам составляло порядочную сумму.
Водитель автомашины показал, что видел, как муж Кварацхелия, вернувшись с базара, передавал ей всю выручку.
Я возбудил уголовное дело и взял Кварацхелия под стражу. Дело казалось простым, и я рассчитывал закончить его быстро.