Записки венецианца Казановы о пребывании его в России, 1765-1766

...Иногда служанка обращалась ко мне с несколькими словами на своем татарском диалекте, над которым я мог бы вдоволь посмеяться при всяком другом случае. Сколько я ни бился, сколько ни ломал себе голову над русской грамматикой, - уста мои отказывались произнести внятно хоть бы одно слово этого бычачьего языка (cette langue de taureau). К счастию еще, что в два месяца эта девушка кое-как выучилась по-итальянски, на столько, что могла что-нибудь говорить со мной... Никогда я не мог выучиться русскому языку, о котором Ж. Ж. Руссо (невежественный великий человек!) говорит, как об испорченном наречии греческого. Русский язык, напротив того, есть ничто иное, как говор, почти первобытный, сложившийся в глубине востока. Я всегда думал, что кто-либо из ученых ориенталистов, путем сравнительных выводов (induction), успеет открыть коренные начала этого языка.

...Зимою иностранцы здесь беспрестанно отмораживают себе уши, носы и щеки. Одним утром, на пути в Петергоф, я встречаю русского, который, набрав в горсть снегу, вдруг кидается на меня и, крепко ухватившись, начинает тереть мне снегом левое ухо. В первую минуту я принял-было оборонительное положение; но, к счастью, в пору догадался о причине этого поступка: мое ухо начинало отмораживаться, а добрый человек это заметил, видя, что оно побелело.

...Императрица поручила своему архитектору Ринальди (это было летом) построить на дворцовой площади обширный деревянный амфитеатр, которого план я видел. ее величеству угодно было дать карусель, на котором мог бы красоваться цвет воинов ее империи. Много подданных государыни было приглашено на этот праздник, впрочем, тогда не состоявшийся, по причине дурной погоды[6]. В программе возвещалось, что карусель откроется в первый красный день; но этот красный день не наступил: и действительно, утро без дождя, ветра или снега - редкость необычайная в Петербурге. В Италии мы привыкли полагаться на хорошую погоду, в России же должно всегда рассчитывать на ненастную. Вот почему мне всегда смертельно хочется смеяться, когда я встречаю русских путешественников, говорящих с умилением о ясном небе их родины: странное небо, которого я, по крайней мере, никогда не знал иначе, как в виде сероватого тумана, извергающего густые хлопья снега!

...Летом в Петербурге можно знать о наступлении вечера только по заревому пушечному выстрелу; без того нельзя знать об этом наверно, ибо в летнюю пору ночи не бывает. В полночь вы можете читать письмо без свечки. Явление удивительное, не правда ли? Я согласен; но оно надоедает ужасно. Шутка плоха, когда она слишком длинна. Кто может равнодушно вынести безконечный день из целых семи недель?..

...Скажу несколько слов о небольшой поездке, которую я сделал в окрестностях Петербурга. Это было по случаю большого смотра пехотных войск, на котором присутствовал весь двор. Квартиры заранее были заняты для главнейших офицеров и придворных дам; а потому мудрено было достать себе удобное помещение на пространстве трех миль в окружности. Самая бедная деревушка в любом краю западной Европы есть чудо великолепия в сравнении с русскими селениями, состоящими сплошь из лачуг и хлевов, где нечистота является наименьшим неудобством. Поэтому я решился избрать убежищем свою карету, откуда и не выходил. В моем просторном и покойном дормезе я даже принимал визиты, иногда человек пяти в один раз; но особенно оказалось выгодным мое подвижное жилище в том отношении, что с ним я мог переноситься в какое угодно место лагеря и не упустить ни одной занимательной подробности этого зрелища. Оно длилось три дня. На маневрах представлялось подобие военных действий, пускались фейерверки, сделан взрыв крепостцы, - взрыв, который стоил жизни нескольким солдатам, но не произвел сильного впечатления, как ожидавшийся заранее.

...Еще присутствовал я зимою, в день Богоявления, при особенном обряде: я хочу сказать, при водосвятии на реке Неве, покрытой в это время толстым слоем льда. Церемония эта привлекает бездну народа, ибо после водосвятия крестят в реке новорожденных и не посредством обливания, а чрез погружение нагих младенцев в прорубь на льду. Случилось в тот день, что поп (le pope), совершавший крещение, старик с белою бородой и трясущимися руками, уронил одного из этих бедных малюток в воду, и ребенок утонул. Встревоженные богомольцы приступили с вопросом: что значит такое предзнаменование?

- “А это значит”, отвечал с важностью поп, “это значит... вот что: ...подайте мне другого”.

Более всего удивила меня радость родителей бедной жертвы. Потерять жизнь при самом крещении, говорили они с восторгом, значит прямо войти в рай.

Не думаю, чтобы православный христианин мог сделать какое-нибудь возражение на подобный аргумент[7].

Очевидно, что повествователь жестоко завирается: он не мог быть свидетелем невозможной небывальщины и баснословит с чужого голоса других иностранцев-сказочников