С собой взяли Семенова, Геллера, а Тухватлин остался (нельзя бойцов без командования оставлять). И через час усиленной езды, мы уже были на "отправке".
А там нас встретила только охрана, остальные как они сказали, были на аэродроме (офигеть у нас аэродром, и там 7 самолетов).
А сам пошел к штабу, доложить обо всем Старыгину, зря не послушал охрану, штаб был пуст, полковник, то есть генерал-майор тоже был на аэродроме. Пришлось еще пройтись, боец охраны показал, где обустроен наш аэродром, ба это оказывается, то место, куда мы с Машей по ночам выезжали. Правда, докладывать мне Старыгин не дал, сказал, что все и так знает.
Самолеты уже давно замаскировали, загнали под деревья вручную, и еще сетями прикрыли (сети немецкие, маскировочные). Ну, а бойцы, осматривая освобожденные наши и захваченные немецкие самолеты эйфоризовали по полной. Мне человеку другой эпохи это понять очень трудно, а для них для людей того революционного времени, после катастрофы 22 июня, пощупать плененную немецкую технику, высший кайф. Просто почувствовать, что мы (опять я себя с ними ровняю, простите, они выше, чище, добрей нас были) ничем не хуже гитлеровцев, а даже сильней. Вот ребята с хохотом забирались в кабины юнкерсов, рассматривали их, трогали и даже устроили фотосессию.
Затем меня отозвал Старыгин, и сообщил, что они (все отозванные в Москву) улетают сегодня ночью, и я с взводом охраны провожу их. А я представил ему майора и Геллера, откуда то появился Елисеев, и полковник культурно предложил пройти проверку новичкам. Те как служащие не первый день, сразу согласились, и тройка ушла. А полковник, поздравил меня с тем, что я снова главный в ДОН-16. То есть сегодня ночью я приступлю к самостоятельному командованиюДОН-16 НКВД СССР. А Старыгина и остальных, мы отвезем в пункт "С" где их должен забрать советский самолет, ну и значит надо готовиться.
Через час я оповестил бойцов дежурного взвода и водителей, то есть всех тех, кто будет сопровождать Старыгина, Круминьша, Шлюпке и других к самолету. Наверно спросите, а почему через час, почему не сразу, так Старыгин мне примерно час расписывал, что и как нам предстоит делать теперь. Кстати оказывается я все-таки капитан войск НКВД, а не капитан ГУГБ НКВД, то есть прыгнул всего на звание (разочарование).
Потом устроили торжественные проводы наших товарищей, было сказано много теплых пожеланий, и очень много хороших слов, даже Хельмут наговорил массу вкусного. После окончания торжественного вечера и ужина, мы засобирались в дорогу. И с "отправки", под покровом ночи, в дорогу вышла колонна провожающих и улетающих. В дороге прошло полчаса, и вот мы в точке, теперь ждем самолет, подготовив костры, как и договорено, вслушиваясь с надеждой в небо. Пока тишина, да и до назначенного времени пока еще десять минут, Акмурзин и Босхамджи приготовив, запалили факелы, ну для разжигания костров. Костры приготовлены их сухостоя, и на всякий политы бензином, наконец, время наступило и парни запалили огонь.
В небе зарокотал мотор, на импровизированную аэродромную площадку спустился самолет, выскочивший из аэроплана приземистый и широкоплечий летчик (или там бортмеханик-бортпроводник) попросил быстрее, мол, еле прорвались. Провожая улетающих, обнял каждого, это же братья по оружию, сколько с ними пережито. Когда последний, чудесный латыш Круминьш садился в самолет, со стороны охраны послышались выстрелы.
– Поезжай, то есть лети уже, – кричу я и самолет, начинает двигаться, приземистый член экипажа захлопывает дверь, и все аэроплан несется вперед и отрывается от земли, уфф все, бегу на выстрелы.
Хорошо, что прихватил с собой МП и подсумок (или как он у немцев называется), передергивая затвор, оказываюсь среди бойцов. Они залегли и ведут перестрелку, из кустов в нас летят пули, пытаюсь короткими очередями отвечать на вспышки. Из лесу, слышны короткие команды на немецком языке, черт они нас окружают. Немецкий говор уже слышен со всех сторон, говор сопровождают выстрелы, причем не только с карабинов, противник не хуже нас вооружен автоматическим оружием.
– Ребята, немцев больше, и они со всех сторон, поэтому, предлагаю прорываться, сперва закидаем гранатами, пространство против нас и вперед, короткими перебежками к технике.
Странно, но почему то молчат пулеметы на мотоциклах и ганомагах, неужели их сняли бесшумно а? И кинув десяток гранат, выдвигаемся вперед, по направлению к нашей технике, пока бежим, падает несколько бойцов, увы, но нет времени проверить кто ранен, а кто убит.
Наконец добегаем к месту, где оставалась техника с охраной, по нам в упор бьют два пулемета с ганомагов.
– Не стреляйте свои, – кричим мы.
– Русише швайне, – отвечают нам в ответ и снова очереди, блин на голос стреляют суки, хорошо хоть самолет им не достать.
Мы короткими перебежками, теряя на ходу товарищей, передвигаемся уже куда-то наобум, темнота ведь…
Когда я очнулся, я осознал, что лежу в лесу один, и понятия не имею где я.