Записки военного коменданта Берлина

Компания, в которой мне довелось все это наблюдать, растаяла. Солдат позвали на несение службы, старик некоторое время мялся, стоя около меня, потом неожиданно протянул мне робко руку, я пожал ее как можно крепко, и он, качаясь из стороны в стороны, поплелся все туда же, за угол дома. А мне хотелось продолжить разговор с Андреем. Я нашел его, и мы снова вернулись с ним на берег Эльбы. Он обещал показать мне что-то примечательное на берегу.

В ту минуту, когда Винокуров оттеснил немецких солдат от переправы, Эльба показалась мне серой, грязной речонкой, пахнущей отсыревшим куском плесневелого хлеба. В этот раз она была более привлекательной. Правый берег был покрыт густым вековым лесом — сосняком. Он был перерезан поперечными овражками, точно так же как наша Припять или Клязьма. Берег зарос густым подлеском, кустарниками. Были и наши березы, дубы. Среди кустов — калина, очень много бузины, ракитника. Мы шли по проторенной тропе. Андрей шел впереди. Он сказал, что так лучше, мало ли что может быть. Миноискатели елозили тут два дня, а кто его знает, все ли разобрали. Наткнешься на шальную мину и будь здоров, — разнесет, не посмотрит, что война на исходе. По дороге я рассказал ему и о своем горе.

Под Брестом я приехал в распоряжение 12-й гвардейской Стрелковой дивизии, и, когда стал беседовать с солдатами, начался артобстрел того участка, где мы сидели за сараем. Я приказал укрыться в щели, приготовленные заранее. А сам медлил, хотелось пропустить солдат. Один парень с силой толкнул меня в щель, и я кубарем скатился и упал на кого-то, кто влез туда первым. На меня упал тот солдат, который меня так сильно толкнул. Снаряды рвались. Вдруг я почувствовал, что по моей спине потекло что-то мокрое и горячее. Лежим. Потом кто-то подал команду «отбой». Все вскочили, а солдат, лежавший на мне, недвижим. Я повернулся. Солдат, лежавший подо мной, поднатужился, и мы подняли вдвоем лежавшего на мне товарища. Он был смертельно ранен, моя гимнастерка в крови. Санитары подхватили раненого и унесли. Я принимал участие в его эвакуации. Врач сказал: «Все напрасно». Лицо солдата накрыли и понесли к подошедшей санитарке. Потом я нигде не нашел его, не знаю ни его имени и фамилии, ни его судьбы. Прошло около года с тех пор, а я все верю, что он жив, верю, ищу и мучаюсь. Вот и держу крепко в памяти сам факт да окровавленную гимнастерку, окровавленную кровью товарища по войне.

Тропа петляла в вековом сосняке. Мы шли молча, а берег наползал на нас всеми своими особенными речными нарядами. Андрей тянул меня к песчаной косе, где солдаты облюбовали сухую куртинку.

— Идите за мной, — повторил Андрей, — тут щелей не копали, а фрицы, убегая, могли зарыть какую-нибудь штуковину. Потом будут говорить, что генерала и солдата Андрея разорвала «шальная» мина, но нам с вами от этого не будет легче.

Подошли к группе солдат. Они мирно беседовали о делах солдатских, о том, что там, на левом берегу. Андрей был в это время где-то далеко-далеко, может быть там, перед фортом Брестской крепости, а скорее всего, у своей станицы на берегу реки Миас. Я старался отвлечь его от тревожных мыслей. Солдаты, к которым мы подошли, были молодые ребята, жизнерадостные. Я вспомнил, как в начале своей военной службы, у форта Кахаберия, в районе Батуми, на турецкой границе пели песни в свободное от несения наряда по охране форта. В те годы меня считали авторитетным запевалой. Я предложил солдатам спеть русскую песню о Ермаке на немецкой реке Эльбе, у самого начала мирной жизни:

— Ревела буря, дождь шумел…

Среди ребят было много сибиряков и волжан. Они знали эту песню и пели вдохновенно. Я любил эту емкую богатырскую песню. Кто-то неожиданно изменил конец.

— …Германия покорена, ведь мы не праздно в мире жили.

Всем это было по душе, и повторение пропели с особым подъемом.

Скованности как не бывало. Свободно и шумно вели себя солдаты. Им так понравился запевала, что я стал среди солдат «своим в доску». Они шумели, а я мысленно перенесся в Тобольск, на крутой берег Иртыша, и стоял у обелиска в честь Ермака, посеревшего от времени.

Я бывал в тех местах, и картины виденного помогали мне находить великую связь нынешних событий с нашей далекой российской историей. Рассказал солдатам о легендах про «ермаковцев», которые по сию пору любовно передают на Иртыше.