Важен был, разумеется, не только эмоциональный фактор, хотя и его позитивную роль в лечении не стоит умалять, — важны были в общем счете все те возможности для комплексного исцеления от последствий огнестрельных поражений, широкие возможности, которые обеспечивали различное медицинское оборудование госпиталя, оказавшееся в нашем распоряжении, а также лекарства, питание, уход. Видные ученые-медики, не раз посещавшие эвакогоспиталь № 3829 на набережной Волги, отмечали хорошие условия, созданные здесь в трудное время для раненых, защитников нашей Родины. Особенно доволен был профессор В. Н. Шевкуненко, который тогда считал, что этот госпиталь ничуть не хуже ленинградских клиник мирного времени.
И все же чем дальше шло время, тем чаще врачи нашего госпиталя думали и поговаривали между собой о том, что пора бы расстаться с Калинином, хоть и стал он нам дорог, да перебраться поближе к действующим войскам, туда, где наш опыт и знания особенно требуются, и без промедлений. Мы называли такие настроения «пожарными». Они приобрели совсем жгучий накал после разгрома немецко-фашистских захватчиков в Курской битве и содействовавшей в какой-то мере этому разгрому совместной наступательной операции войск Западного и Калининского фронтов. Войска нашей зоны боевых действий, сковывая многочисленные фашистские дивизии, предназначавшиеся для участия в Курской битве, добились существенных успехов. Они прорвали оборону врага, насчитывавшую 4—5 укрепленных оборонительных полос на глубине до 130 километров, освободили ряд городов и населенных пунктов, нанесли врагу тяжелый урон в живой силе и боевой технике. 25 сентября красное знамя взвилось над Смоленском. Наступление Красной Армии продолжалось.
Естественно, это радовало нас и в то же время обостряло чувство неудовлетворенности нашим отставанием от жизни фронта, как мы тогда полагали. Понимая, что подталкивать начальство на войне не следует, я все же не выдержал и при более или менее удобном случае уведомил своего руководителя с фронтового эвакопункта о «наступательных тенденциях», владеющих госпитальными кадрами. Суть ответа, данного мне, сводилась к популярной украинской поговорке, которая рекомендует поперед батьки в пекло не лезть. Мне оставалось искать утешение в том, что мой шеф действительно годился мне по возрасту в отцы.
Вскоре, однако, он известил меня, что в силу определенных тактических соображений наш госпиталь вместе с рядом других решено перебазировать в Смоленск, куда он отправляется незамедлительно на рекогносцировку, и считает полезным, чтобы я отправился с ним.
На следующее утро мы выехали.
По дороге к Смоленску, неподалеку от Вязьмы, провалились с автомашиной сквозь полуразрушенный мост в небольшую, но весьма студеную речку. Когда вытягивали машину, появилось звено фашистских самолетов-истребителей. Все это не помешало моему начальнику М. И. Барсукову обстоятельно изложить в пути свои взгляды на предстоящую передислокацию, а мне внимательно выслушать их и мысленно охнуть. Основной тезис состоял в том, что у него есть на все свои принципы, своя, так сказать, метода. В данном случае предварительно делается рекогносцировка, определяются реальные возможности на месте и затем перебрасывается часть госпиталя, часть, повторил он со значением. Его метода основывается на принципе почкования. Из основного состава госпиталя выделяется, так сказать, отпочковывается какая-то часть людей с необходимым имуществом, перебрасывается на новое место. А уж затем, когда этот десант освоится и закрепится там, передислоцируется весь госпиталь.
Слушаю, пытаюсь представить себе, как справятся с таким переездом наш госпиталь и сотни других, предназначенных шаг в шаг сопутствовать войскам в наступлении, и смешно мне становится, и разбирает злость. Спрашиваю деликатно:
— А может, учитывая темпы и масштабы нынешних сражений, осуществить передислокацию госпиталя единым махом? Выберем, починим, сразу переедем…
И услышал в ответ снисходительное:
— Этот принцип отпочковывания выработан еще во время гражданской войны, и он себя полностью оправдал. Так и сделаем теперь.
Ну что ж, думаю, там видно будет, как-нибудь разберемся…
И вот Смоленск. На него, прославленного в веках, было больно смотреть тогда. Безбрежное скопище развалин, из которых как бы пытались вырваться к небу старые храмы и широко раскинувшиеся, посеребренные морозом древние крепостные стены. Уцелели считанные крупные здания, да и те в шрамах.
Вместе с оперативной группой фронтового эвакопункта, прибывшей накануне, осмотрели несколько зданий, более или менее пригодных для госпитальных нужд. Выбрали самое крупное, пятиэтажное, длиной в большой квартал, принадлежавшее педагогическому институту. Левую половину наше руководство отвело для эвакогоспиталя № 3829, правую — для его собрата под № 1502.
— Тесновато придется… — сказал кто-то.