Записки военного врача

Вследствие продолжительных воздушных тревог жизнь госпиталя все чаще перемещалась в бомбоубежище. Раненые подолгу оставались здесь на нарах, спали. Здесь, в подвале, делались врачебные обходы. Сюда же приносили пищу. В бомбоубежище наши шефы читали лекции, выступали с докладами. Надо сказать, что каждое из десяти медицинских отделений имело своего шефа в университете. Шефом восьмого отделения был физико-математический факультет университета.

Вспоминается такой эпизод.

В один из дней октября город бомбили. Гул самолетов. Залпы зениток. Слышим глухие удары, от которых содрогается здание.

А в бомбоубежище своеобразная перекличка. Ее проводит Скридулий, назначенный недавно начальником клуба.

— «Народ, разгромивший Наполеона, разгромит и Гитлера»?

— Я, — отзывается профессор Молок.

— В пятый отсек. «Партизанская война в тылу врага»?

— Есть! — отзывается профессор Корнатовский.

— В седьмой отсек. «Судьба гитлеровской империи в зеркале истории»?

— Я здесь, товарищ Скридулий, — слышен голос профессора Гуковского.

— Вам в четвертый отсек. «Фашизм — лютый враг человечества»?

— Есть! — отвечает очередной докладчик.

— Вам в третий отсек. «Когда и как мы били немцев»?

— И ныне, и присно, и во веки веков! — отозвался профессор Мавродин.

— Вам, Владимир Васильевич, во второй отсек…

Напоминаю, пишется это не только по записям, но и по памяти. Может быть, некоторые темы или фамилия докладчика не совсем точны.

Профессор Мавродин и доцент Геронтий Валентинович Ефимов, заведующий кафедрой истории Востока, жили в первом этаже нашего госпиталя, в библиотеке исторического факультета. Профессор Мавродин писал статьи о героическом прошлом русского народа, говоря о неизбежности разгрома фашистов. Владимир Васильевич часто читал лекции в воинских частях и госпиталях. Геронтий Валентинович выступал главным образом по вопросам текущей политики и международного положения.

Виктор Соловей

рожит месяц. Госпиталь набирает силы. Здание обжито и освоено.

Будучи на казарменном положении, мы жили все это время бок о бок и малость познали друг друга — кто есть кто. Почувствовали взаимопонимание. Верно, у каждого свой характер, но у всех одно общее — готовность в любую минуту сделать все возможное для раненых.

Двадцать первого октября шел очередной прием раненых. Около носилок хлопотала невысокая женщина — опытный хирург седьмого отделения Евгения Львовна Соловей. Ее сын, восьмилетний Витя, жил за шкафами в коридоре отделения. От мужа, находившегося на фронте, она не получала никаких вестей. Но у Евгении Львовны еще теплилась надежда. И все окружающие поддерживали это чувство, оберегая ее от мрачных предположений, тем более что она готовилась вновь стать матерью. Собственно, Евгении Львовне вовсе не полагалось находиться на работе — ей был предоставлен отпуск по беременности. Однако она продолжала работать. И вот во время приема раненых начался массированный обстрел района. Совсем рядом — оглушительный разрыв снаряда. Здание качнуло так, что с потолка обрушилась штукатурка. В приемном покое вылетели стекла. Запахло не то серой, не то жженой резиной.

— Ой! — вскрикнула Евгения Львовна и, побледнев, присела на скамью. — Помогите!..

К ней подбежала Эдя Золотницкая, сестра-хозяйка приемного покоя. Скамью быстро оградили ширмой. Оттуда послышались глухие стоны. Потом они стихли. Затем раздался жалобный писк человечка, заявившего о своем появлении на свет.

Под грохот разрывов снарядов — родился человек!

Евгению Львовну увезли в родильный дом. А Витя по-прежнему жил за шкафами в коридоре. Раненые очень любили его, делились с ним своим пайком.

Знали ли об этом Ягунов и Луканин? Не могу утверждать, но согласно приказу пребывание в госпитале посторонних лиц воспрещалось. За нарушение виновные подвергались взысканию.

И вот, вскоре после того как Евгения Львовна была отправлена в родильный дом, Ягунов, делая обход седьмого отделения, увидел в коридоре Витю. Мальчуган юркнул в одну из палат. Дети в то время быстро взрослели. Витя тоже понимал что к чему.

Вслед за ним в палату вошел Ягунов. В палате Вити не оказалось. Как в воду канул!

От приметливого Ягунова не ускользнуло, что раненые ведут себя по-иному, не как всегда. На вопросы отвечают быстро и односложно, словно желая, чтобы поскорее закончился обход.

Но Ягунов не торопился, стал проверять чистоту в палатах. Начальник отделения Горохова и старшая медицинская сестра Сорокина — начеку! У Ягунова зоркий глаз. Когда он был доволен, то всегда говорил:

— Вот так хорошо, хотя можно лучше!

Но если проведет пальцем по прикроватной тумбочке или подоконнику и — боже упаси! — обнаружит пыль, тогда — беда!

На сей раз все обошлось благополучно, без замечаний.

Закончив обход, Ягунов задержался около шкафа, оставленного еще осенью кафедрой философского факультета, и взялся за ключ, торчавший в дверце.

— Товарищ начальник, там книги! — приподнялся староста с койки.

— А-а! — протянул Ягунов. — Книги? Ну-ну… — И пошел к выходу. Но вдруг оглянулся и запросто сказал: — Может быть, лучше эти книги отправить в детский дом?..