Читаем Записки военного врача полностью

Как-то при обходе огородной плантаций Ягунов заметил, что военврач третьего ранга Второва устроила со своим персоналом перекур.

«За отсутствие должного руководства и бездеятельность, — гласил приказ, отданный в тот же день, — военврача третьего ранга Второву арестовать на трое суток с исполнением служебных обязанностей и удержанием десяти процентов зарплаты».

Оговорюсь, что Второва — единственная вымышленная фамилия в этих воспоминаниях. Дело ведь не в фамилии. Рассказываю об этом эпизоде лишь для того, чтобы подчеркнуть, какой для всех нас тогда был установлен строгий рабочий режим — без перекура.

Запомнился нам этот ботанический сад университета, пронизанный солнцем, полный волнующих запахов влажной земли, березового сока и пения птиц.

Под посадку овощей были использованы даже газоны сквера перед зданием госпиталя.

Рассаду в июне мы получали в Ботаническом институте Академии наук СССР. Она там зеленела в парниках и теплицах. Это было сделано по указанию городского комитета партии и Ленсовета, повседневно проявлявших неустанную заботу о сохранении жизни населения осажденного города.

Работники госпиталя стали и садоводами. На территории Биржевого проезда под руководством политрука шестого отделения Александры Прокофьевны Кульковой готовили почву и высаживали семена цветов: астр, флоксов, клубни георгин, луковицы гладиолусов.

Семена цветов нам предоставила кафедра морфологии и систематики растений университета. И к принесла старший научный сотрудник С. А. Гуцевич, наша знакомая с октября прошлого года.

Вокруг цветочных клумб и на дорожки поставили скамейки. Их привез Зыков из ЦПКиО. Оттуда же появились двадцать шезлонгов для отдыха раненых и две большие чаши для «эстетического удовольствия».

Вскоре сюда вынесли из палат госпиталя пальмы и кактусы, полученные госпиталем на хранение из оранжереи ботанического сада университета.

В начале июни я был командирован на КУМС — так в то время называли курсы усовершенствования медицинского состава. И можно с уверенностью сказать, что если учеба врачей в госпиталях была для них военно-медицинским университетом, то КУМС — академией.

Вернулся через декаду. И в этот же день был вызван к начальнику госпиталя.

У Ягунова находились Луканин и еще два работника госпиталя: фельдшер приемного покоя А. С. Данилевский и В. М. Фромзель, начальник штаба МПВО госпиталя, по профессии архитектор.

На столе — алюминиевая миска с каким-то варевом и три ложки.

— Попробуйте вот этого борща, — предложил мне Ягунов. — Продолжайте, — повернулся он к Данилевскому.

— Применение в пищу таких дикорастущих, как щавель, крапива, купырь, сныть и прочие, дает возможность намного увеличить в пище содержание витамина С, — докладывал Александр Сергеевич Данилевский. — Известна и питательность этих растений. Мы собрали их и решили показать вам. Кроме того, это дает большую экономию крупы, вот я подсчитал… — Он раскрывает блокнот, странички которого испещрены цифрами.

— Вы экономист? — спрашивает Ягунов.

— Я кандидат биологических наук. Моя специальность — энтомология.

— Знаем, знаем, — поспешно говорит Луканин. — А ваша мысль — дельная!

По всему видно, что комиссар уже «вцепился» в предложение Данилевского и Фромзеля.

— Пожалуй, из этого может выйти толк, — поддержал Ягунов.

— Вам понятно? — спросил меня комиссар.

— Да.

— Изложите все коротко на бумаге, — сказал Ягунов Данилевскому. — Спасибо вам, Александр Сергеевич. Действуйте все трое!

…Через четыре дня дикорастущие съедобные растения стали добавляться в пищевой рацион больных и раненых, значительно увеличивая содержание витаминов.

Встреча с Фадеевым

юнь. Первый летний месяц. Светлый и ясный. Длинные дни. Белые ночи — северное чудо.

Воспользовавшись малым поступлением раненых, госпиталь принялся за косметический ремонт палат, перевязочных, операционных и приемного покоя.

Ну и работка! Копоть от печей-времянок и различных светильников покрыла потолки и стены плотным черным слоем. Все это надо перед покраской очистить.

После окончания малярных работ в восьмом отделении мне позвонила из редакции журнала «Звезда» Е. П. Карачевская.

— В Ленинграде писатель Фадеев. Хочет с вами встретиться и побеседовать, — сообщила Елена Павловна.

— А как он узнал обо мне?

— Александр Александрович был в редакции. Читал ваш очерк «Германия сегодня»…

Я получил увольнительную и пошел в гостиницу «Астория», где находился Александр Александрович Фадеев.

Солнце. Тепло. Широким полотном стелется асфальт чистых улиц. У большинства прохожих в руках лопаты. Сады, скверы, парки, пустыри, каждый мало-мальски свободный клочок земли — все вскопано под огороды.

С писателем Фадеевым я познакомился пять лет назад во Франции. Это произошло при следующих обстоятельствах.

Я был судовым врачом теплохода «Андрей Жданов». В июле 1937 года нашими пассажирами оказались артисты Московского Художественного академического театра имени Горького. Курс из Ленинграда в Гавр. МХАТ направлялся на гастроли в Париж, где в то время была Всемирная выставка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное