В небольшой комнате накурено, сизый табачный дым прядями тянется к потолку. Мы дружно составляем план газеты, подбираем фотографии, рисуем заголовки статей.
Редактор Скридулий склонился над небольшим листком бумаги. Дробно стучала пишущая машинка Нины Николаевны Мартинели, делопроизводителя административной части госпиталя.
— «…а когда нам подоспела подмога, фашисты бросились наутек», — диктовал ей редактор заметку раненого. — Есть?
— Да.
— Дальше. «И так они побежали, паразиты, что только пятки засверкали…»
— Константин Григорьевич, — прервала Нина, устало опустив руки, — меня одолевает сон!
— Еще одна закладка, и всё, — сказал Скридулий. — Продолжаем…
Комиссар не ошибся. Газету выпустили на рассвете. Большую, красочную, с фотографиями. В ней короткие, но взволнованные заметки: «Отомстим за все!», «Никакой пощады!», «Смерть варварам!», «Настал час возмездия!».
Здесь уместно вспомнить о нашей стенгазете «За Родину». Слово тоже было в строю. Газета выходила два раза в месяц. В холод и голод. В нетопленной комнате библиотеки Сулимо-Самуйло отогревал дыханием акварельные краски, рисовал заголовки. Раненые писали по горячим следам войны. Бывалые воины учили молодых, как надо бить врагов. А наши художники иллюстрировали заметки карикатурами, сочиняя под ними разящие тексты.
Но вернемся к митингу. Утром главная аудитория госпиталя не могла вместить всех желающих. Мест не хватало. Сидели в проходах, стояли у дверей.
Над большой черной доской аудитории полыхает лозунг: «Вперед, к победе!»
В аудиторию вошли десять старост медицинских отделений и командование госпиталя.
Митинг открыл Луканин.
— Поздравляю вас, дорогие товарищи, с прорывом блокады Ленинграда! — сказал он. — Великий час наступил!..
Комиссара прервало громкое «ура».
Один за другим поднимаются на трибуну раненые и больные, врачи, медицинские сестры, санитарки. Растревожились, разволновались. У каждого счеты с кровавыми гитлеровцами, свои потери, свои жертвы.
Сколько же слов нужно, чтобы выразить всю горечь страданий, что несла фашистская петля блокады!
К президиуму протискалась санитарка Петрова. Дарья Васильевна подошла к Луканину, наклонилась и стала что-то говорить. Федор Георгиевич слушал санитарку очень внимательно, с поощряющей улыбкой.
Потом он встал:
— Слово имеет санитарка восьмого медицинского отделения Дарья Васильевна Петрова.
Тетя Даша, не торопясь, взошла на трибуну. Надела очки, заушники которых когда-то были металлическими, а теперь вместо заушников — две петли из ниток.
— Ох как мы много страху повидали, милые вы мои! — начала Дарья Васильевна своим певучим говорком. — Хлебнули горюшка горького от супостата! Потеряли мужей, братьев, сынов. Я не могу… волнуюсь!
Она вынула из кармана халата какой-то пакетик и положила его перед собой.
— Здесь мои капиталы, что сберегла… Облигации займа. На тыщу рублей. Даю их на пушку, чтобы добить зверя! А если этого не хватит, кто-нибудь да и добавит! — уверенно посмотрела тетя Даша поверх своих очков.
Слова Петровой вызвали овацию. Аудитория проводила санитарку бурными аплодисментами. А когда они стихли, в верхнем, последнем ряду раздался громкий возглас:
— Дарья Васильевна, я добавлю!
Все обернулись. Там стоял раненый.
— Можно мне с места? Трудно пройти к трибуне…
— Пожалуйста! — ответил Луканин.
— Клементьев моя фамилия. Жена погибла от бомбежки, а двое детей — от голода… Остался я один. И еще три пальца! — поднял он забинтованную руку. — Но стрелять могу! Мы добьем зверя! И соберем денег не только на пушку, Дарья Васильевна. Вношу для победы над врагом шестьсот рублей!
Госпиталь и раньше принимал активное — участие в сборе средств на постройку самолетов и танков. Но призыв Петровой словно высек новый сноп искр неистребимой ненависти к врагу. Луканин едва успевал записывать взносы на разгром гитлеровцев.
Над стенами госпиталя развеваются красные флаги. Флаги и на всех домах. Улицы, несмотря на мороз, заполнены народом. Город праздновал победу, свою безмерную радость: прорвана блокада, душившая Ленинград более шестнадцати месяцев!
Послесловие
Ныне то время — уже история.
Где сейчас мои госпитальные товарищи и друзья? Послевоенные дороги привели их в разные города нашей страны: в Тбилиси, Москву, Минск, Красноярск.
В Ленинграде живут и работают Луканин, Зыков, Горохова, Скридулий, Галкин, Муратов, Мельник, Богданов, Михайлова, Соловей. И многие другие…
Мы встречаемся, но не так уж часто, хотя и живем в одном городе. То ли сказывается возраст, то ли оттого, что спешим, торопимся по своим делам.
Но когда увидимся, каждая встреча вызывает в памяти далекие от нас годы. По-солдатски, крепко и трогательно обнимаемся. Каждому есть что рассказать!