По словам тети Веры, Смирновы жили дружно. Дети называли Юру папой. С виду все было хорошо года три. Неожиданно для всех он покончил с собой – повесился, заперевшись в ванной комнате. Никто так и не знает, что с ним произошло. Без разрешения мамы Юра был похоронен в бабушкиной могиле. Мать потом долгие годы переживала, что рядом с нашей бабушкой лежит самоубийца.
У старшего сына тети Веры – Шуры, жизнь сложилась, как мне кажется, немного удачнее, чем у его братьев и сестры. Он женился на очень милой девушке Зинаиде, с которой вместе работал. Зина была с образованием и заставила мужа учиться. У них родилась девочка.
Я по малолетству не могла понять, почему у трех сестер: Катерины, Веруни и мамы, выросших в одной, очень благополучной и дружной семье, так по-разному сложилась жизнь. Почему у нас в семье все было не так, как у теток?
Приходя к нам каждое воскресенье «отдыхать», Веруня с Катериной без конца ругали своих детей, зятьев и внуков, рассказывая моей матери, что те вытворяют.
Глядя на все это, я клялась себе, что моя семья, когда я вырасту и выйду замуж, будет не такой, как семьи моих родственников, с которыми я впоследствии практически не поддерживала отношения. Поддерживать отношения с такими людьми было невозможно по очень многим причинам. Да я и не считала их своей родней.
ВОСКРЕСЕНЬЯ
Воскресное утро всегда (кроме лета) было посвящено бане. Выбор был таков: Сандуны, баня на улице Правды или, на худой конец, подвал в красных кирпичных домах у Сизарей. Это название привилось с давних пор, когда почти у всех обитателей этого места водились голуби. Было это еще до войны. В войну голубей съели. Осталось одно название.
До Ленинградского проспекта шли пешком по грязной Кочновке. Перед метро мыли обувь в луже с водой. Дальше ехали на метро или троллейбусе, в зависимости от выбора бани.
В бане мы разделялись. Отец уходил в мужское отделение, мылся, конечно, быстрее и потом дожидался нас, наслаждаясь пивом в буфете.
У нас, женщин, дело затягивалось надолго. Я сидела в шайке с водой и играла, пока мылись мама и сестра, потом очередь доходила до меня. После мытья в шайках мы вставали под душ, и это был первый приятный момент в мойке. Вторым приятным моментом был стакан газировки в буфете с длинной очередью. Я бы выпивала и больше, но дело сводилось к стакану. Мать не хотела тратиться. К обеду возвращались домой.
Не представляю, когда моя мать успевала всё сделать по дому при одном выходном дне, с водой из далекой колонки, с печкой, и еще с двумя детьми! И это не всё. Каждое воскресенье к обеду (не известно, когда приготовленному на керосинке или печке), приезжали тетки Вера и Катерина «спасаться» у нас от своих ненавистных зятьев и детей.
Тетка Катя была Ларисиной крёстной. Мама рассказывала, что они с Катериной во время войны окрестили Ларису прямо на дому. Для этого был приглашен поп, который окунул Ларку в таз с водой, а потом она сидела у него на коленях за столом и заплетала длинную бороду в косу. Попу это нравилось. Меня они тоже пытались окрестить, но отец догнал мать и тётку по дороге в церковь и запретил это «безобразие», как он выразился тогда.
Крёстной тетю Катю почему-то звали всё: Лариса, я, мои двоюродные сестры и братья, дети из нашего двора. Сначала я думала, что её просто так зовут. Когда она подходила к нашему дому по переулку, чужие дети с криками: «Крёстная идет!» бросались к нашему дому. У нее в карманах постоянно были конфеты – сосульки, которыми она всех угощала. Может быть, это сыграло особую роль в её вселенском прозвище.
Не было ни одного воскресенья или праздника в нашем доме, который тётки пропустили бы. И эта традиция поддерживалась долгие годы. Даже когда родители уехали работать за границу и мы с Ларисой остались жить одни, наши тётки были постоянным воскресным атрибутом, благо, тогда уже выходным днём была и суббота, которой мы с сестрой могли распоряжаться по своему усмотрению. Летом они приезжали пораньше, и мы всей компанией уходили в Тимирязевский парк, к озеру, и проводили на траве весь день.
У папы был друг и товарищ по работе дядя Дима. Пока он не женился (а произошло это довольно поздно), он был почти таким же частым гостем, как наши тётки. На всех детских фотографиях я у него на руках. Он казался мне красивым и необыкновенно добрым. Я его очень любила и мечтала, чтобы он был моим отцом.
Но всё когда-то кончается. Сердце моё оказалось разбитым: дядя Дима женился на очень молодой и красивой тёте Наде. Ездить к нам он почти перестал. У него самого появилось двое сыновей, а он ведь всегда мечтал о ребенке-девочке, какой была я.
СВЕЖИЕ ЗАНАВЕСКИ, ПИРОГИ И ЁЛКА С МАНДАРИНАМИ